Опыт картографического анализа опубликованных сведений о распространении зоонозного кожного лейшманиоза в Средней Азии (Ю. А. Дубровский)
Ареал зоонозного кожного лейшманиоза располагается в основ-новном в пределах Средней Азии, захватывая равнины и предгорья Северного Афганистана (Елисеев и Келлина, 1963) и небольшие районы Ирана (Geographical Pathology of Iran, 1960). Резервуаром возбудителя в природе служат популяции больших песчанок (Rhombomys opimus) и ряд видов москитов (Phleboto-minae). На территории активных природных очагов болезни местные жители переболевают в детском возрасте, приобретая стойкий иммунитет, а среди неиммунных приезжих случается массовая заболеваемость.
Для решения многих вопросов эпизоотологии и эпидемиологии кожного лейшманиоза необходимо установить основные особенности природных очагов болезни в разных частях ее ареала. Эта работа может быть успешной лишь при широком применении картографирования основных компонентов природных очагов лейшманиоза и заболеваемости людей.
Вопрос о необходимости составления карты распространения кожного лейшманиоза впервые поставил И. И. Гительзон (1933), а В. П. Петров (1938) и П. В. Кожевников (1941) составили такие карты. Они основывались на отрывочных данных и расценивались авторами как ориентировочные (Кожевников и др., 1950). Несмотря на это, П. В. Кожевников (1941) на основании анализа карты разделил все районы эпидемического проявления природных очагов кожного лейшманиоза в Туркмении на 5 групп. С небольшими изменениями эта схема районирования сохраняется до сих пор (Родякин, 19G2; Попова, 1963). Однако материалы, подтверждающие эту схему, не опубликованы.
Карты, известные в настоящее время (Лугина, 1960; Попова, 1963) не дают представления о пространственной дифференциации области природной очаговости лейшманиоза. «Карта природно-очаговой зоны кожного лейшманиоза Боровского» (Лугина, 1960) содержит данные о локализации только «эпидемических вспышек» лейшманиоза за 1948-1958 гг. В тексте работы нет ни только каких-нибудь толкований карты, но и не указано, на основании каких материалов она составлена. На карте распространения кожного лейшманиоза в Туркмении (Попова, 1963) «очаги кожного лейшманиоза II типа» (населенные пункты, где случались заболевания) изображены одним значком и не позволяют выделить территории, различающиеся по степени эпидемической напряженности очагов. Кроме того, на карте приведены далеко не все пункты, в которых регистрировалась заболеваемость, насколько это известно по литературе.
Для составления карты области природной очаговости кожного лейшманиоза лучше всего использовать данные о зараженности основных резервуаров возбудителя: песчанок и москитов. Однако, подобные сведения весьма фрагментарны, к тому же неизвестна степень патогенности для песчанок и людей лептомонад, находимых у разных видов москитов. Единственно пригодным материалом для картографирования оказались данные о размещении пунктов эпидемического проявления природных очагов лейшманиоза.
Архивные материалы регистрации заболеваний лейшманиозом нам не были доступны, поэтому мы использовали только опубликованные сведения. Объем печатной информации о распространении лейшманиоза к настоящему времени стал достаточно большим: в 115 работах (В списке использованной литературы приведена только небольшая часть этих работ. Относительно полная библиография имеется в брошюре Н. Ф. Родякина и Н. В. Двуреченской «Кожный лейшманиоз» (1962) и в списках «Отечественная литература по вопросам медицинской паразитологии и паразитарным болезням», регулярно публикуемых Н. Н. Духаниной в журнале «Медицинская паразитология и паразитарные болезни») мы нашли упоминания около 150 пунктов, где регистрировалась эта болезнь, причем заболеваемость во многих из них описана неоднократно.
По поводу возможности картографического обобщения опубликованных сведений о распространении лейшманиоза существуют более или менее пессимистические взгляды, насколько об этом можно судить по устным высказываниям специалистов. Одни считают, что обобщение этой информации не имеет смысла ввиду крайней неполноты даже регистрируемых, тем более описанных в литературе случаев заболевания людей. Другие признают возможность картографирования заболеваемости только по принципу «да-нет», т. е. путем изображения одним значком всех случаев заболеваний - и массовых, и спорадичных. Мы решили в максимальной степени использовать литературную информацию, в особенности количественные характеристики заболеваемости. Возможность такой обработки основывается на следующих особенностях опубликованных материалов. Во-первых, почти всегда авторы в этой или иной форме характеризуют степень распространения болезни (единичные случаи или более или менее массовая заболеваемость), причем обычно упоминается о степени иммунности наблюдавшихся контингентов. Во-вторых, для многих пунктов имеются сведения, позволяющие судить о многолетней заболеваемости (неоднократные обследования, характеристика хода заболеваемости на протяжении нескольких лет, данные о величине иммунной прослойки). Существенно, что подавляющая часть сведений относится ко времени после 1940 г., когда стали дифференцировать городскую и сельскую (зоонозную) формы кожного лейшманиоза; более ранние упоминания мы относили к зоонозной форме, если речь шла о заболеваниях в сельской местности (это относится к Туркмении, где, как известно, антропонозный лейшманиоз встречается только в городах).
Материалы, имеющиеся в литературе, позволяют систематизировать пункты эпидемического проявления очагов леишманиоза по двум признакам: по интенсивности и по постоянству их проявления.
Все описанные случаи заболеваний кожным лейшманиозом разной интенсивности мы соответственно разделили на две группы: случаи массовой или постоянно высокой заболеваемости («много больных», «вспышки заболеваний», «эпидемические вспышки» и т. п.; в неиммунных коллективах больных больше 50%; больше 50% местных жителей с рубцами и язвами) и случаи, когда массовые заболевания не наблюдаются («единично», «редко», «эпизодически», «спорадически» и т. п.; иммунных меньше 10%; в больших поселках не более 10 случаев в год). Первые мы условно назвали «эпидемические вспышки», вторые - «единичные заболевания». Однократное упоминание эндемичного населенного пункта без указания на распространенность болезни мы считали признаком единичной заболеваемости.
С целью выделения территорий, где эпидемические процессы активизировались за последние годы или не изменили своей интенсивности, мы различали 1) пункты, где лейшманиоз регистрировали постоянно и 2) только в течение 1953-1963 гг. Продолжительность последнего периода связана с тем, что именно после 1952 г. проявились или «новые» природные очаги леишманиоза, или очаги, до последнего времени считавшиеся затухшими.
Упоминание населенных пунктов, где отмечены единичные заболевания, имеет в большой степени случайный характер. Поэтому мы их не дифференцировали по времени проявления.
В итоге все конкретные пункты эпидемического проявления природных очагов кожного леишманиоза мы классифицировали следующим образом:
А. Населенные пункты, в которых регистрировались эпидемические вспышки кожного леишманиоза:
1) постоянно - до 1953 г. и во многих случаях в 1953-1963 гг.,
2) только после 1952 г.:
а) случаи заболеваний не связаны со временем возникновения населенного пункта,
б) случаи заболеваний появились одновременно или вскоре после возникновения населенного пункта.
Б. Населенные пункты, в которых регистрировались только единичные случаи кожного леишманиоза.
Карта распространения кожного леишманиоза (рис. 1) построена путем изображения каждого населенного пункта индивидуальным значком, размер и рисунок которого показывает характерную для него заболеваемость, в соответствии с приведенной выше схемой. Исключение составляют эпидемические вспышки в Бухарском и Каршинском оазисах, захватившие по несколько десятков поселков и изображенные на карте условно сериями значков, а также узколокальная вспышка в 10 поселках Тахтинского района (на карте только 5) и вспышка в совхозах Голодной.степи (число пораженных поселков неизвестно, но, очевидно, их больше пяти).
Особым значком мы нанесли на карту некоторые населенные пункты близ северной границы распространения леишманиоза, в окрестностях которых ни разу не отмечались случаи этой болезни.
Границу ареала леишманиоза мы провели между этими пунктами и самыми северными точками регистрации заболеваний. В районе Узбоя границу ареала мы уточнили по местам находок песчанок, больных лейшманиозом.
Сравнительная характеристика отдельных частей области природной оч-аговости леишманиоза возможна только при одинаковой степени обследованности всей территории. Мы считаем, что в течение более чем тридцатилетнего периода изучения леишманиоза территория Средней Азии обследована хотя и далеко не полностью, но сравнительно равномерно: все ее основные районы изучали специалисты.
Общий обзор материалов, представленных на карте, позволяет выделить несколько географически обособленных районов, каждому из которых свойственны определенные особенности эпидемического проявления природных очагов леишманиоза (см. врезку на рис. 1).
На северной окраине области природной очаговости находятся очаги, проявившиеся только после 1952 г. на территориях, давно населенных людьми, где в течение последних 20-30 лет зоонозный лейшманиоз не был известен (Бухарский и Тахтинский оазисы, район Небит-Дага - Правиков и Киселева, 1952; Елисеев, 1958; Сидоркин, 1962; Исаев, 1959; Ремянникова, 1964 и др.).
От этой однородной группы периферических районов нозоареа-ла отличается район Голодной степи, где массовая заболеваемость появилась при поселении новоселов на территории природного очага. Судя по неопубликованным данным (личное сообщение Л. Н. Елисеева), местные жители здесь и прежде болели лейшманиозом.
На остальной территории, как видно по карте, в подавляющей части районов и пунктов лейшманиоз известен издавна.
По активности эпидемического проявления резко выделяется Каршинский оазис (переболевших до 90%), где необычно много больных появилось с 1957 г. в пределах оазиса и по его окраинам; особенно высокая заболеваемость, свойственная немногим населенным пунктам, частично связана с расширением площади старых поселков и строительством новых совхозов (Исаев, 1959; Долматова и Дергачева, 1961 и др.).
В низовьях Сурхзн-Дарьи, Кафирнигана и Вахша в настоящее время заболеваемость единична, но в прошлом здесь случались эпидемические вспышки (Латышев и др., 1951). Вспышки лоследнего десятилетия в районе совхоза Янги-Абад связаны с освоением новых территорий (Исаев, 1959).
Ниже по течению Аму-Дарьи, где долина реки выходит из гор на равнину, картина заболеваемости также довольно пестрая: во многих мелких поселках лейшманиоз отмечался только в прошлом, но наряду с этим здесь известны старые, до сих пор активные очаги (Кизыл-Аяк, Басага, район Чарджоу). В верховьях Кара-Кумского канала большое число заболевающих связано с освоением энзоотичной территории (Ремянникова, 1964 и др.).
Таким образом, природные очаги кожного лейшманиоза проявляют себя на всем протяжении Аму-Дарьи от долины Вахша до Хивинского оазиса. Редкость случаев заболеваний севернее Чарджоу очевидно связана со слабой населенностью этой территории. Однако характерно, что среди строителей железной дороги Чарджоу-Кунград вспышек лейшманиоза, по-видимому, не было.
Такая же пестрая картина современной и прошлой заболеваемости свойственна территории в бассейне р. Атрек. В поселках верхнего Сумбара случаи лейшманиоза, в том числе эпидемические, наблюдались только в 30-х годах (Гительзон, 1933; Павловский и Петрищева, 1962). Плохая репутация Кизыл-Атрека и некоторых его окрестностей известна издавна ,(Шеханов и Суворова, 1960), а в некоторых пунктах эндемия лейшманиоза проявилась недавно (Катков, 1963).
На остальной территории - в бассейнах Мургаба и Теджена и на подгорной равнине Копет-Дага - почти во всех обследованных населенных пунктах больше половины местного населения переболело лейшманиозом (Кожевников, 1941; Родякин, 1955; Крюкова и др., 1955 и др.), а в группах неиммунных людей большинство быстро заболевало. Как видно по карте (рис. 1), вся эта территория довольно однородна. Особенно плохая слава долин Теджена и Мургаба сложилась в результате регулярного их посещения большими группами неиммунных людей во время завоевания края, при строительстве совхозов и водохранилищ, во время уборочных компаний и т. д. Районы, расположенные к западу от Ашхабада, гораздо реже посещались крупными организованными коллективами, но подобные посещения также приводили к эпидемическим вспышкам (Родякин, 1962, Сидоркин, 1962 и др.). Специальное обследование показало, что в районе Кизыл-Арват - Ясхан в большинстве пунктов 53-82% местных жителей болело лейшманиозом (Родякин, 1955). Эти цифры показывают, что риск заражения в этих очагах находится примерно на одном уровне с таковым в Теджено-Мургабских районах (в Тахта-Базаре и Сандыкачи число иммунных составляет 58-78%).
Общий обзор карты заболеваемости мы дополнили ее количественной характеристикой, что позволило оценить степень сходства и различия между намеченными районами. Показатели, которые мы анализируем ниже, естественно, не могут быть поставлены в один ряд с обычной эпидемиологической характеристикой территории ввиду крайней схематичности исходных литературных сведений. Это лишь цифровая интерпретация данных, которые мы нанесли на карту. Однако оказалось, что даже такое самое общее сравнение разных частей области природной очаговости леишманиоза рельефно показывает их неоднородность.
Для характеристики степени распространенности мест эпидемического проявления природных очагов леишманиоза в отдельных районах мы подсчитали по картам количество пунктов, в которых было отмечено заражение людей лейшманиозом по отношению к общему числу населенных пунктов. Для оценки достоверности этого способа такие подсчеты мы провели на нескольких картах разного масштаба. Во всех случаях распределение районов по величине «процента пораженности» было одинаковым (Для основных лейшманиозных районов Узбекистана (Каршинский, Бухарский, Голодностепной) «процент пораженности» и другие количественные показатели установить не удалось, т. к. для них известны лишь общие особенности распределения заболеваемости по населенным пунктам. Однако эти общие оценки оказались достаточными для сопоставления этих районов с остальными энзоотичными территориями). По этому признаку мы смогли выделить, во-первых, группу районов, где заболеваемость регистрировалась в большинстве населенных пунктов (50-80% пунктов из числа отмеченных на карте масштаба 1:5000000 из Атласа мира, 1954), и, во-вторых, группу районов, где лейшманиоз отмечен только в некоторых местах (в 12-16% пунктов). В последнюю группу, как видно по карте (врезка Б на рис. 1) входят часть Западной Туркмении, Ташаузский и Хивинский оазисы, Кара-кумы (от Ясхана од Аму-Дарьи), юго-восточные Кара-кумы (от Мургаба до Аму-Дарьи,), Бухирский оазис и территории к югу от него.
О степени эфемерности эпидемического проявления природных очагов мы судим по относительному числу пунктов, где массовая заболеваемость регистрировалась только в 1953-1963 гг. Как видно (рис. 1), безусловно временными можно считать только очаги Бухарского оазиса, северной и западной Туркмении. Для остальных районов характерно практически полное отсутствие мест времен* ного проявления очагов, т. к. почти все «новые вспышки» связаны с недавним поселением неиммунных людей на известных энзоотич-ных территориях (Янги-Абад, Карамет-Нияз, Хауз-Хан, окрестности Кизыл-Атрека, многие совхозы Голодной степи).
Степень интенсивности эпидемического проявления природных очагов леишманиоза мы ориентировочно определили по относительному числу пунктов, где бывали эпидемические вспышки, среди общего числа пунктов заболеваний. По этому признаку достаточно четко выделяются, во-первых, наиболее опасная часть области природной очаговости леишманиоза - долины Теджена и Мургаба и подгорная равнина Копет-Дага, где в 70-100% населенных пунктов случаются массовые заболевания и, во-вторых, Атрекский и Аму-Дарьинский районы средней интенсивности проявления природных очагов (массовые заболевания известны в 40-50% населенных пунктов). Из-за малого числа данных можно лишь ориентировочно установить большую (среднюю?) интенсивность проявления очагов на границе области природной очаговости. Территория Кара-Кумов в этом отношении неизвестна.
Таким образом, в результате картографирования опубликованных сведений о заболеваемости кожным лейшманиозом в Средней Азии и анализа полученной карты мы можем оценить степень сходства и различия отдельных районов и провести их ориентировочную типизацию (см. врезку Б на рис. 1). Прежде всего мы выделяем две группы типов природных очагов, различающихся по особенностям эпидемического проявления. Это - 1) природные очаги, проявляющиеся во многих местах и 2) природные очаги, проявляющиеся только в некоторых местах. Первую группу составляют природные очаги, проявляющиеся а) постоянно и с большой интенсивностью и б) постоянно и со средней интенсивностью. Во вторую группу входят природные очаги, проявляющиеся: а) временно и с большой (средней?) интенсивностью и б) постоянно и со слабой интенсивностью (характеристика последнего типа наиболее ориентировочна).
Мы попытались выяснить, можно ли объяснить пространственную дифференциацию области природной очаговости леишманиоза имеющимися в настоящее время материалами о ландшафтных особенностях территории, о численности и зараженности носителей и переносчиков болезни.
По положению пунктов эпидемического проявления природных очагов леишманиоза относительно изогипсы 600 м (рис. 1) хорошо видно, что заболевания людей случаются только в низменных и предгорных ландшафтах, хотя сами природные очаги могут существовать и на более высоких уровнях (в Бадхызе на высоте 800-850 м - Дубровский и Свиденко, 1963; Ремянникова, 1964).
Хорошо известна приуроченность мест заражения людей лейшманиозом к долинам рек, где в пустыне сосредотачивается значительная часть населения. Это отчетливо видно на картах (рис. 1, 2). Так же заметна концентрация мест заболеваемости по окраинам оазисов в Ташаузской и в Бухарской области (рис. 2), известная по сообщениям об этих эпидемиях (Елисеев, 1958; Ремянникова, 1964 и Др.) - Каршинский и Голодностепной эпидемические районы также приурочены к оазисам и их окраинам (рис. 2А). Остальные эпидемические пункты, находящиеся вне крупных долин и оазисов, как видно по картам (рис. 2) приурочены к полосам перехода одних типов почв или растительности в другие. Эти переходы связаны с полосой фильтрации вод, стекающих с гор (Копет-Даг, Большой Балхан) и с долинами древних рек (Узбой, Келифский Узбой). Следовательно, по условиям увлажнения грунтов эти полосы в какой-то мере приближаются к речным долинам.
Таким образом, во всех районах области природной очаговости кожного лейшманиоза эпидемически опасные участки энзоотичных территорий находятся в ландшафтах со сравнительно небольшим дефицитом влаги.
Центральные части обширных водораздельных равнин Центральных и Юго-восточных Каракумов, по-видимому, свободны от заболеваний лейшманиозом, хотя постоянные населенные пункгы имеются в этих районах. Это также может служить подтверждением высокой эпидемичности ландшафтов, приуроченных к долинам рек, окраинам оазисов и к предгорным равнинам.
Если рассматривать структуру области природной очаговости лейшманиоза в зональном плане, то можно отметить приуроченность ее основной части к территориям распространения двух зональных типов растительного покрова - субтропических предгорных степей и эфемеровых пустынь (рис. 2 А).
Современные сведения об эпизоотиях лейшманиоза в популяциях песчанок довольно фрагментарны и разнородны, что затрудняет сравнение по этому признаку отдельных районов, выделенных выше. Поэтому по эпизоотологическим данным можно сделать только некоторые ориентировочные выводы.
Карта, на которой изображены все пункты находок больных лейшманиозом диких млекопитающих разных видов (врезка А на рис. 1) показывает,что черты полигостальности определенно не свойственны северным районам нозоареала кожного лейшманиоза. В то же время на юге в эпизоотии иногда вовлекаются краснохвостые и полуденные песчанки, ежи и тонкопалые суслики (Латышев к др., 1955; Шеханов и Суворова, 1960; Ремянникова, 1964 и др.). По карте (врезка А на рис. 1) видно, что эпизоотии лейшманиоза среди больших песчанок зарегистрированы на многих территориях, где люди не заражаются этой болезнью. Таково междуречье Теджена и Мургаба (Дубровский и Свиденко, 1963; Ремянникова, 1964; неопубликованные данные экспедиции ИЭМ им. Гамалеи), Мургаба и Аму-Дарьи (Репетек, Ничка, пески восточнее Имам-Баба - Петрищева, 1961; Ремянникова, 1964; наши данные), пески Кимирек-кум (Дятлов и др., 1963), некоторые районы Заунгузских Кара-Кумов (Крюкова и др., 1955; Ремянникова, 1964). В отношении опасности заражения людей сомнительна лишь последняя территория, т. к. известно, что во время изысканий на трассе Главного Туркменского канала случались массовые заболевания лейшманиозом (Родякин, 1955; Сидоркин, 1962). Однако ни один такой случай не разобран в литературе, поэтому не лишено оснований предположение, что люди могли заразиться лейшманиозом в долине Узбоя или в районе Кизыл-Арвата, где базировались многие партии строителей и изыскателей.
На отсутствие эпидемической опасности на колодцах в песках на фоне интенсивной эпизоотии среди больших песчанок впервые обратил внимание Н. И. Латышев (Латышев и др., 1955). Он предположил, что это явление связано с отдаленностью нор песчанок от домов жителей колодцев на расстояние, превышающее лётные способности основной массы москитов. В дальнейшем никто не пытался подтвердить или опровергнуть это предположение. С другой стороны, Т. Н. Ремянникова (1964) объясняет этот феномен особенностями населения москитов в песках (доминирование видов, не нападающих на людей).
Тщательное изучение вопроса о возможности заражения людей на водоразделах, где эпизоотии лейшманиоза - явление, очевидно, обычное, нам представляется очень важным. Вполне возможно, что эпидемически опасная территория области природной очаговости кожного лейшманиоза ограничивается теми участками, которые, известны в настоящее время и ее увеличение возможно лишь за счет участка вдоль русла Узбоя.
Сопоставление эпизоотологических и эпидемиологических особенностей отдельных районов с размещением и плотностью поселений основного носителя лейшманий - большой песчанки - в настоящее время провести невозможно ввиду полного отсутствия опубликованных материалов, доступных простейшей картографической обработке.
Ареалы большинства видов среднеазиатских москитов, в том числе и переносчиков кожного лейшманиоза, шире области природной очаговости этой болезни. Карты распространения и обилия (доминирования) москитов в Средней Азии опубликовала М. С. Шакирзянова (1950). Малая степень достоверности этих карт, составленных по сравнительно небольшому числу разнородных данных, не позволяет выяснить зависимость между особенностями эпидемического проявления природных очагов лейшманиоза в отдельных районах и обилием в них тех или других видов москитов. Мы можем лишь методом картографического сравнения дополнить современные представления о значении разных видов москитов в поддержании природных очагов лейшманиоза.
До последнего времени почти все соображения о роли разных видов москитов в природных очагах строились на фактах находок особей, зараженных лептомонадами, которые иногда сопоставлялись с данными о доминировании видов. Виновными в эпизоотиях обычно считают Sergentomyia arpaclensis, Phlebotomus caucasicus, Ph. mongolensis, иногда Ph. andrejevi, Ph. sergenti, S. graecovi, S. clydei, Ph. alexandn, Ph. sumbarica, Ph. chinensis. Полевые и лабораторные эксперименты позволяют считать основным заражающим людей видом Pn. papatasii; гораздо реже таковыми могут быть Ph. causcasicus и S. arpaclensis (Лисова, 1962; Дергачева, 1964; Сафьянова, 1965 - для Каршинского и Серахского оазисов).
Таким образом, вопрос о роли отдельных видов москитов в природных очагах изучен слабо.
По картам М. С. Шакирзяновой (1950) и данным последнего десятилетия видно, что в районах наиболее активного проявления природных очагов лейшманиоза широко распространены и доминируют в популяциях москитов Ph. papatasii, S. arpaclensis, Ph. mongolensis и, очевидно, Ph. andrejevi; реже встречаются Ph. caucasicus, Ph. sumbarica, и Ph. alexandri; широко распространены, но встречаются, как правило, редко Ph. sergenti, Ph. chinensis, S. graecovi, S. clydei. Зараженных лептомонадами особей относительно часто находили среди Ph. papatasii, Ph. caucasicus и S. arpaclensis, тогда как среди остальных москитов - только по 1-4 раза.
Таким образом, сопоставление ориентировочных данных о распространении москитов и их зараженности лептомонадами с картой районов эпидемического проявления природных очагов кожного лейшманиоза подтверждает мнение о ведущей роли Ph. papatasii и S. arpaclensis, а также, очевидно, Ph. caucasicus, Ph. mongolensis и Ph. andrejevi в эпидемиологии и эпизоотологии этого зооноза. Остальные виды москитов, по-видимому, имеют ограниченное значение в природных очагах болезни.
Заключение
Практическое значение картографического изучения пространственной структуры области природной очаговости кожного леишманиоза заключается, во-первых, в ее типологическом районировании по величине и степени устойчивости эпидемической опасности и, во-вторых, в выявлении доступных учету причин изменчивости риска заражения лейшманиозом с целью прогнозирования эпидемической обстановки на отдельных территориях.
Наша работа показала, что первая задача может быть выполнена более или менее точно в зависимости от полноты материала. Для решения второй задачи в настоящее время материалов явно недостаточно. Поэтому необходимо широкое и планомерное изучение эпизоотии леишманиоза и их изменчивости в зависимости ст факторов географической среды и в первую очередь от облика ландшафта и от погодных особенностей. Такая работа даст возможность подойти к решению не менее важной задачи - к типологической классификации ландшафтов по интенсивности эпизоотии леишманиоза и по степени их потенциальной эпидемической опасности.
Литература
Гительзон И. И. Кожный лейшманиоз, 1933, Ашхабад.
Дергачева Т. И. Активность флеботомусов в поселениях большой песчанки и нападение их на человека в очагах зоонозно-го кожного леишманиоза бассейна реки Кашка-дарья (Узбекская ССР). В кн.: «Пробл. мед. паразитол. и профил. медицины». М.,. 1964, 555-563.
Долматова А. В. и Дергачева Т. И. К эпидемиологии и эпизоотологии кожного леишманиоза сельского типа в Каршинском оазисе Узбекской ССР. 1. Фауна и сезонный ход численно-ности москитов. «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 196К № 5, 584-590.
Дубровский Ю. А., Свиденко Г. Д. Распространение кожного леишманиоза среди больших песчанок на междуречьи Теджена и Мургаба. «Зоол. журн», 1963, вып. 9, 1403-1408.
Дятлов А. И., Малыгина З. Г., Онисимова С. И. О пораженности лейшманиозом больших песчанок в Каракульском районе Бухарской области. «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 1963, № 3, 306-308.
Елисеев Л. Н. Опыт борьбы с большой песчанкой в эпидемических очагах зоонозного кожного леишманиоза в Бухарской области. «Бюлл. Моск. общ-ва испыт. природы». Отд. биол. 1958, № 5.
Елисеев Л. Н., Келлина О. И. Кожный лейшманиоз в Афганистане. «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 1963, № 6, 728-735. 280
Исаев Л. М. Ликвидация леишманиоза в СССР за семилетку (1959-1965). «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 1959, № 3, 323-327.
Катков В. М. Об эффективности некоторых профилактических мероприятий по борьбе с кожным лейшманиозом. «Здраво-охр. Туркменистана», 1963, № 1, 33-35.
Когай Е. С. О москитах в очагах кожного леишманиоза Бухарской, Кашка-Дарьинской и Сурхан-Дарьинской областей Узбекской ССР. В кн.: «Природно-очаг. болезни и вопр. паразитологии». Алма-Ата, 1961, вып. 3, 602-605.
Кожевников П. В. Кожный лейшманиоз в Туркмении и борьба с ним. В кн.: «Пробл. кожного леишманиоза», Ашхабад, 1941 г., 93-100.
Кожевников П. В., Крюкова А. П., Латышев Н. И., Повалишина Т. П., Родякин Н. Ф. Очередные задачи изучения кожного леишманиоза и проблема его ликвидации. В кн.: «Тр. Туркм. н.-и. кож.-венерол. ин-та», 1950, т. 3, 139-150.
Крюкова А. П., Шошина М. А., Суворова Л. Г., Шеханов М. В. Энзоотические очаги болезни Боровского в Кара-Кумах. «Вопр. краев., общей, эксперимент, паразитол. и медиц. зоологии», 1955, т. 9, 25-31.
Латышев Н. И., Крюкова А. П., Повалишина Т. П. Очерки краевой паразитологии Средней Азии. 1. Лейшманнозы в Таджикистане. Материалы по медицинской географии Таджикской ССР. В кн.: «Вопр. краев., общей, эксперимент, паразитол. и медиц. зоологии», 1951, т. 7, 35-62.
Латышев Н. И., Крюкова А. П., Повалишина Т. П., Волохин А. А. Энзоотия болезни Боровского (кожного леишманиоза) на трассе Кара-Кумского канала. В кн.: «Тр. Туркм. н.-и. кож.-венерол. ин-та», 1955, т. 4, 98-107.
Лисова А. И. Заражаемость москитов возбудителем кожного леишманиоза. «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 1962, № 6, 718-722.
Лугина В. А. Кожный лейшманиоз Боровского. Ташкент, I960.
Павловский Е. Н., Петрищева П. А. Болезни человека с природной очаговостью в Туркмении. В кн.: «Вопр. краев, паразит. Туркм. ССР», 1962, т. 3, 11-30.
Петрищева П. А. Методы изучения и профилактики лейшманиозов и москитной лихорадки. Медгиз, М., 1961.
Петров В. П. Калаазар (внутренний лейшманиоз). Ташкент, 1938.
Попова Е. С. О лейшманиозах в Туркменской ССР и проблеме дальнейшего их изучения. «Здравоохр. Туркменистана», 1963, № 9, 29-33.
Правиков Г. А., Киселева И. А. Москиты Phlebotomus в некоторых районах трассы Главного Туркменского канала. «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 1952, № 1, 56-61.
Ремянникова Т. Н. Особенности природных очагов кожного лейшманиоза в Туркмении. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ., канд. биол. наук. Ашхабад, 1964.
Родякин Н. Ф. Вопросы профилактики кожных заболеваний на строительстве Кара-Кумского канала. В кн.: «Тр. Туркм. н.-и. кожно-венер. ин-та», 1955, т. 4, 17-28.
Его же. Кожный лейшманиоз (болезнь Боровского) в Туркмении и проблема его ликвидации. «Вопр. краев, паразит. Туркм. ССР», 1962, т. 3, 63-70.
Родякин Н. Ф., Двуреченская Н. В. Кожный лейшманиоз. Медгиз, М., 1962.
Сафьянова В. М. Об агрессивности москитов (Phleboto-minae) в отношении человека в связи с их ролью переносчиков кожного лейшманиоза. «Зоол. журн.», 1965, вып. 1, 67-71.
Сидоркин А. П. О заболеваемости кожным лейшманиозом в одном из коллективов на территории Западной Туркмении. В кн.: «Совещ. по лейшм. и москитной лихорадке», Ашхабад, 1962, 62-64.
Шакирзянова М. С. Паразитические насекомые Казахстана, т. 1, Москиты. Алма-Ата, 1950.
Шеханов М. В., Суворова Л. Г. Природные очаги кожного лейшманиоза в юго-западной Туркмении. «Мед. паразитол. и паразитарные болезни», 1960, № 5, 524-528.
Geographical pathology of Iran. «Inst, parasitol. Malariol. Iran». i960, Publ. No: 820, Oktober.
Москва, Институт эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи АМН СССР
|
ПОИСК:
|
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://sohmet.ru/ 'Sohmet.ru: Библиотека по медицине'