Глава восьмая. Микробы против микробов

Уже около трехсот лет ученые изучают мир микроорганизмов. Почти триста лет назад был устроен прибор, который увеличивал во много раз предметы и открыл перед пытливой мыслью ученых новые горизонты.

В 1673 году появился первый увеличительный прибор, давший возможность наблюдать микробов. Хотя он весьма мало походил на наши теперешние микроскопы, но для тех времен его способность увеличивать рассматриваемые через него предметы представлялась чудовищной. Он давал увеличение до 270 раз. Это была лупа Левенгука.

Уже тогда было понятно, что такой прибор - это как бы своего рода чудесный глаз, который может проникать туда, куда до него никто не проникал, и делать удивительные находки.

И, действительно, когда создатель этого первого микроскопа взял каплю воды из лужицы во дворе и поместил ее под стекло своего увеличительного прибора, то в этот момент произошло одно из величайших событий в истории науки: открытие мира невидимых глазом существ.

В капле воды можно было видеть бесчисленное количество каких-то живых телец, похожих то на шарики, то на палочки, кружки, запятые. Одни из них быстро двигались, мелькая в поле зрения. Были и такие, которые еле шевелились. Третьи были неподвижны.

В дальнейшем все эти микроскопические существа приобрели название вибрионов, спирохет, бацилл, кокков. Среди них оказались такие микроскопические животные, как инфузории, сувойки, амебы и многие другие.

Их находили всюду: в сыре, аз настое сена, в стоячей и в проточной воде. Особенно поразительным представлялся тот факт, что в налете, соскобленном с зуба человека, тоже кишмя кишели мельчайшие организмы.

Все они потом получили общее название микробов - от греческого слова "макрос", что значит "малый". В течение долгого времени никто не понимал, какую роль играют микробы в природе и в жизни человека.

Одним из первых, кто подошел к правильному пониманию значения микробов в заболеваниях, был замечательный русский врач и ученый Данило Самойлович Самойлович. Жил он в XVIII веке. Это был очень образованный человек. Его пытливый ум особенно привлекали так называемые эпидемические заболевания, например, холера, оспа, чума. Эти болезни уносили много человеческих жизней. Ученый стремился понять сущность эпидемий, узнать, как они возникают, почему они распространяются. В 1770 году в Москве разразилась огромная эпидемия моровой язвы, как тогда называли чуму. Данило Самойлович принимал деятельное участие в борьбе с ней. Наблюдая течение и развитие эпидемии, он пришел к выводу, что имеется какой-то возбудитель этой болезни и что таковым должно являться нечто живое, передающееся от человека к человеку. Подобное толкование Самойлович в дальнейшем применил и к другим заразным болезням, убежденный, что каждая из них имеет свою особую живую причину. О чуме он говорил, что она "вызывается неким особливым и совсем отменным существом".

Разумеется, подобное представление об эпидемических заболеваниях, высказанное в середине XVIII века, являлось результатом глубокой научной проницательности и показывало, насколько русский ученый обогнал существовавшие в тогдашней науке представления о сущности заразных болезней.

Только спустя сто лет идеи Самойловича получили дальнейшее развитие в работах Пирогова и особенно Пастера. Этот ученый доказал, что именно микробы являются причиной возникновения заразных болезней.

Открытия Пастера и ряда других исследователей обогатили медицину. Почти каждый год ученые обнаруживали все новых и новых возбудителей болезней.

В 1873 году нашли микроб возвратного тифа.

В 1878 году был найден микроб проказы.

В промежутке между 1880 и 1884 годами были открыты возбудители брюшного тифа, холеры, туберкулеза, дифтерии, малярии, столбняка.

Чумную палочку увидели в микроскоп в 1895 году, а бледную спирохету - возбудителя сифилиса - в 1905 году.

Мы перечислили только некоторые из важнейших болезней, вызываемых микробами. Но даже из этого перечня видно, какое значение для борьбы за здоровье человека имеет изучение микробов.

Лупа Левенгука давала увеличение до 270 раз. Во времена Пастера и Мечникова достигли увеличения уже в тысячу раз. В наше время оптические микроскопы увеличивают в две тысячи раз и более.

Все же далеко не всех представителей мира микробов можно увидеть в современный микроскоп.

Изучение микробов объяснило сущность многих тяжелых заболеваний. Происхождение эпидемий, уносивших десятки тысяч жизней, опустошавших на протяжении столетий население городов и целых стран, стало понятным.

Но по мере того, как наука все больше углублялась в изучение инфекций, то есть заразных болезней, обнаружились явления, которые казались загадочными.

В самом деле. Одной из грозных болезней являлась водобоязнь, или бешенство, возникавшее почти неизбежно после укуса бешеного животного, например, собаки, кошки и особенно волка. Было совершенно ясно, что эта болезнь имеет своего возбудителя, который переносится при укусе от больного животного к здоровому животному или человеку.

Но сколько ни бились ученые всех стран, найти микроб бешенства не удавалось. Ни в крови, ни в тканях больного животного или человека нельзя было обнаружить возбудителя страшной смертельной болезни.

Оспа некогда была повсеместно тяжелым и распространенным заболеванием. Она уносит много жертв и сейчас в колониальных и зависимых странах. Болезнь имеет, несомненно, своего возбудителя - микроба.

Но увидеть микроб оспы долгое время никому не удавалось.

В 1889 году в Европе и Америке разразилась финансовая катастрофа, одна из крупнейших в истории того времени. Она была связана с сооружением канала между Тихим и Атлантическим океанами через Панамский перешеек.

Акционерное общество, затеявшее это предприятие, потерпело крах. Огромнейшие хищения, беззастенчивое мошенничество, вопиющие злоупотребления, воровство - истощили капиталы, собранные с помощью продажи акций, рекламы и спекуляции для громаднейшего строительства. Предприятие обанкротилось.

Работы были прекращены. Землечерпательные машины превратились в неподвижные груды железа, паровозы, краны, платформы, все оборудование было брошено. Это было одно из величайших технических поражений в борьбе с природой, вызванных условиями капиталистического строя, а не бессилием человека. Но самыми ужасными жертвами строительства Панамского канала были люди. Десятки тысяч рабочих погибли среди болотистых низменностей, в сырых зарослях и чащах. Их безжалостно косили малярия и желтая лихорадка. Около двадцати тысяч человек стали жертвой заразных болезней.

Было известно, что желтая лихорадка-инфекционное заболевание. А вскоре стало известно, что она распространяется среди людей через укус комара "стеговна", как малярия через укус комара "анофелес". Это насекомое передавало от человека к человеку возбудителей желтой лихорадки.

Но сколько ни пытались поймать виновника болезни, увидеть его в поле зрения микроскопа, это не удавалось. Ни в кишечнике, ни в выделительных органах комара, ни в его слюнных железах, ни в крови - никаких микроорганизмов, носителей желтой лихорадки, не было. И в крови укушенных насекомыми заболевших людей тоже не удалось ничего обнаружить.

Тайна желтой лихорадки являлась такой же загадкой, как и тайна бешенства, оспы и многих других заболеваний.

И только в 1892 году и в последующие годы загадка была полностью разгадана. Путь к этому указал русский ученый Дмитрий Иосифович Ивановский. Он установил, что существуют живые образования, такие ничтожные но размерам, что они невидимы ни в какие обычные микроскопы.

Замечательный опыт, который проделал Ивановский, заключался в следующем. Листья табака поражаются иногда так называемой мозаичной болезнью. Ивановский выжал из больных листьев сок и пропустил его сквозь особый фильтр из мелкопористого фарфора. Через такой прибор не пройдет ни один микроб, даже самый мельчайший. И, действительно, при исследовании под микроскопом профильтрованного табачного сока из больных листьев никаких микроорганизмов в нем не было найдено. Но когда несколько капель фильтрата, то есть профильтрованного сока переносили на нормальный табак, на здоровые табачные побеги, то листья их стали приобретать пеструю окраску. У них появилась мозаичная болезнь. Заболели не только те листья, на которые попали капли фильтрата, но и соседние, даже далеко расположенные.

Значит, то, что вызывало болезнь, обладало способностью размножаться.

Отсюда само собой вытекало, что в профильтрованной жидкости находились возбудители мозаичной болезни, невидимые в микроскоп.

Открытие Ивановским улыравирусов, или просто вирусов, как стали называть эти сверхмелкие существа, явилось крупнейшим событием в биологии и медицине. Оно легло в основу новой области науки - вирусологии.

Теперь стало ясно, почему не могли найти возбудителей бешенства, оспы, желтой лихорадки и ряда других болезней, таких, например, как грипп, корь, трахома, энцефалит. Их было невозможно увидеть при помощи обычного микроскопа. Все они принадлежат к миру вирусов. Разнообразие вирусов огромно. Вирусы вызывают (многочисленные болезни и у растений, и у животных, и у человека.

Ивановский обнаружил новый мир живых существ, границы которого сейчас еще трудно установить.

Спустя некоторое время после замечательных работ Ивановского было сделано еще одно важное открытие.

Оказалось, что у тех микробов, которых мы прекрасно видим в микроскоп и которые давно известны, нередко образуются формы, невидимые в микроскоп и проходящие через микроскопические поры фильтров, употребляемых в лабораториях для очищения? жидкостей от микробов. Они получили название фильтрующихся форм микробов. Есть, например, видимая форма дизентерийного микроба и есть его невидимая форма; имеется видимая форма брюшнотифозного микроба и невидимая. То же самое наблюдается у стрептококка, дифтерийной палочки, микроба паратифа, туберкулеза и других. Это было открытие, имеющее серьезное значение. Современные данные по изучению вирусов, фильтрующихся форм микробов и изменчивости микроорганизмов свидетельствуют о том, что господствовавшая в буржуазной науке идея постоянства форм жизни, в том числе и микробных форм, является несостоятельной.

Условия внешней среды меняют свойства животных и растительных форм, меняют формы и свойства микробов, создают новые наследственные изменения.

Наблюдения и опыты подтверждают справедливость этих положений материалистической биологии по отношению к миру микробов.

Лет восемьдесят назад, когда была установлена роль микробов в происхождении болезней, во всех странах шли диспуты среди ученых. Одни доказывали, что учение Пастера ошибочно; другие, наоборот, признавали, что микробы действительно являются причиной заразных заболеваний.

Выдающийся русский врач, ученик знаменитого профессора С. П. Боткина, Вячеслав Авксентьевич Манаосеин в 1871 году выступил со своей статьей в "Военно-медицинском журнале". Статья называлась: "Об отношении бактерий к зеленому кистевику и о влиянии некоторых средств на развитие этого последнего".

Что же содержалось в статье с таким длинным специальным названием?

В ней описывалось большое количество опытов над зеленым кистевиком. А зеленый кистевик - это грибок часто встречающейся зеленой плесени, очень удобный для исследований потому, что он довольно быстро размножается.

Манассеин в своей работе доказывал, что бактерии существуют. Но вместе с тем он обнаружил одно любопытное свойство зеленого кистевика: в его присутствии многие другие бактерии не размножались. Такое удивительное явление заставило Манассеина подробнее изучить особенности зеленого кистевика. Он установил, что эта плесень растет только в присутствии кислорода, то есть, что она является так называемым аэробом, что для нее необходимо присутствие сахара в питательной среде, что сильнее всего действует на бактерии, не давая им размножаться, молодая культура зеленого кистевика.

Вот о чем говорилось в статье Манассеина.

В 1872 поду, то есть в тоже примерно время, в журнале "Медицинский вестник" появилась еще одна статья. Ее написал другой русский ученый, известный специалист по кожным болезням, профессор Алексей Герасимович Полотебнов. Речь шла опять о зеленом кистевике. И Полотебнов тоже рассказывал о том, как он убедился, что там, где разрастается зеленый кистевик, другие бактерии обычно исчезают. Он прикладывал эту зеленую плесень к изъязвленной поверхности кожи, ранам и получал заживление, причем прекращались нагноение и другие осложнения. Вот, что написал в заключение Полотебнов в своей статье "Патологическое значение плесени".

"Результаты произведенных мною опытов могли бы, я думаю, позволить сделать подобные же наблюдения и над ранами операционными, а также над глубокими нарывами. Только такие наблюдения и могли бы дать экспериментальное решение вопросов о значении плесени для хирургии".

Таким образом, и Манассеин и Полотебнов совершенно точно установили, что в присутствии зеленого кистевика другие микробы погибали.

Эти наблюдения заключали в себе важное научное открытие - открытие бактериоубивающих свойств зеленой плесени.

Зеленый кистевик по-латыни называется "пенициллиум глаукум".

Таким образом, русские ученые впервые в мире обнаружили ценные свойства некоторых плесневых грибков и возможность их применения в медицине.

Это было, как мы сказали, в семидесятых годах прошлого столетия.

Уровень знаний и техники того времени не позволял извлекать из зеленой плесени бактериоубивающие вещества.

Решение этой сложной задачи выпало на долю других ученых. Это произошло в наши годы. Только современные успехи техники и науки позволили реализовать на практике идею о целебных свойствах плесени, идею, высказанную и обоснованную Манассеиным и Полотебновым.

В бактериологических лабораториях на полках обычно расставлено множество колб и чашек с питательными средами. Здесь живут микробы.

Питательные среды - это специально приготовленные вещества, чаще всего в виде смесей, густых или жидких, на которых растут и размножаются микробы.

Микробы растут не на всякой среде. Необходимо знать, какую среду какой именно микроб предпочитает, - знать, так оказать, их "вкусы". Тогда микробы будут быстро и в изобилии размножаться.

Искусственно размножившиеся колонии микробов называются их культурой: так есть культура туберкулезной палочки, стрептококка, холерного вибриона. Вид у этих культур самый различный.

В 1928 году ученые - и прежде всего профессор Флеминг - обратили внимание на следующее явление, происшедшее однажды в чашке с культурой стафилококков. Стафилококки относятся к тем микробам, которые вызывают появление нарывов, фурункулов и многих более серьезных, а порой и смертельно опасных нагноений.

Культура в чашке, о которой идет речь, была обычной стафилококковой культурой.

И вот однажды оказалось, что культура в одном месте немного испорчена. На ней виднелось какое-то зеленое пятно. Это было пятно плесени, какая бывает на сырой стене, на залежалом или на отсыревшем хлебе.

Стафилококковую культуру как испорченную надо было просто выбросить.

Но в ней обнаружилась одна странная особенность.

Стафилококковая культура была испорчена необыкновенным способом: под пятном плесени осталось очень немного стафилококков. Плесень лежала почти непосредственно на поверхности самой питательной среды.

В сущности между плесенью и питательной средой находилась как бы тень тех пышных колоний стафилококков, которые здесь ранее прекрасно разрослись.

Исчезновение стафилококков под пятном и вокруг него привлекло внимание ученых.

Странное расположение зеленого пятна, испортившего культуру, требовало объяснения.

Можно было подумать, что плесень в том месте, где она выросла, уничтожила почти без остатка часть стафилококковой культуры.

И хотя в работах Манассеина и Полотебнова явление подобной гибели некоторых микробов при действии на них зеленого кистевика уже было давно установлено, в случае с испорченной культурой встал вопрос: могло ли это быть?

Началась проверка возникшего предположения.

Для этого брали кусочки той же самой зеленой плесени и пересаживали их в другие чашки со стафилококковой культурой. Затем наблюдали, что произойдет дальше. И вот на новых местах плесень быстро разрасталась. А колонии стафилококков под нею редели и исчезали.

Догадка оправдалась. Больше не оставалось сомнений: плесень убивала стафилококков.

Перед исследователями вырисовался смысл этой неожиданной разгадки зеленого пятна. Дело заключалось не только в том, что плесень убивала стафилококков. Рамки открытия были гораздо шире.

Что такое стафилококк? Это только член одного большого семейства микроорганизмов - кокков. Кокк - значит шарик - шарикообразный микроб. К тому же семейству относится стрептококк. Его проникновение в организм нередко влечет за собой общее заражение - сепсис, весьма тяжелое заболевание. Стрептококков находят при рожистых заболеваниях, при ревматических страданиях, при скарлатине, при пороке сердца инфекционного характера. Есть пневмококк - возбудитель крупозного воспаления легких. Одно из самых серьезных заболеваний - менингит, воспаление мозговых оболочек, вызывается менингококком.

Все эти микроорганизмы - близкие родственники стафилококков. Следовательно, у них у всех должны быть какие-то общие свойства. То, что вредит одному члену семьи кокков, может оказаться вредным и для остальных. Если перед зеленой плесенью беспомощен стафилококк, то имеются все основания предположить, что родичи стафилококка будут также перед ней беспомощны. То, что уничтожает стафилококков, вероятно, должно уничтожить и стрептококков и менингококков.

Зеленая плесень не поглощает стафилококков, как поглощают микробов лейкоциты, не съедает их, не переваривает. Что же происходит? Было установлено, что они вырабатывает какое то вещество, которое убивает стафилококков, не дает им размножаться.

Какое это вещество? Нельзя ли извлечь его из зеленой плесени? Если бы это удалось сделать, то, может быть, удалось бы уничтожить стафилококков не только в культуре, но и в человеческом организме.

Задача не казалась недостижимой. Но проходили месяцы, а большого успеха не получалось.

В конце концов, удалось выделить из плесени действующее вещество, но оно содержало еще очень много посторонних примесей. В дальнейшем, когда сумели его выделить в чистом виде, оно представляло собой желтовато-оранжевый порошок. Его добывание было чрезвычайно хлопотным, сложным, длительным.

Грибок зеленой плесени называется "пенициллиум нотатум". Это был другой вид той самой плесени, свойства которой уже открыли Манассеин и Полотебнов. По имени грибка действующее вещество, выделенное из плесени, получило название "пенициллина".

Процесс извлечения этого порошка был, как мы сказали, чрезвычайно сложным, а сделать его более легким не удавалось.

И работа в этом направлении прекратилась надолго.

Только через восемь лет сумели более простым способом добиться извлечения лечебного вещества - пенициллина - из фильтрата культуры зеленой плесени. Фильтрат обрабатывали эфиром - переводили пенициллин в эфирный раствор. Из эфирного раствора его переводили в водный раствор, а отсюда уже добывали пенициллин в очищенном виде. И упрощенный способ, как видим, тоже был очень сложен.

Прошло еще около двух лет, пока наладилось более или менее значительное производство пенициллина. И хотя техника его выработки осталась еще очень сложной и громоздкой, тем не менее, получение пенициллина шло гораздо успешней и производили препарата больше. Уже можно было его применять. И пенициллин для испытаний перешел из лаборатории в клинику.

Первые случаи применения нового препарата сразу же показали его высокую эффективность при различных гнойных заболеваниях.

У одного больного началось нагноение подкожной клетчатки бедра. Нагноение могло развиться в глубокую большую флегмону, с которой уже нельзя было бы оправиться без операции. Кроме того, появились признаки общего заражения крови.

Желтогоранжевый порошок пенициллина развели в физиологическом растворе и стали вливать в вену больного. Воспаление остановилось. Остановилось и общее заражение. А затем в течение четырех дней исчезли все болезненные явления. Наступило выздоровление.

Флегмону вызывают стафилококки. Впрыснутый пенициллин добрался с кровью до стафилококков, поселившихся в подкожной клетчатке бедра и в крови и уничтожил их здесь, как уничтожал их в чашке со стафилококковой культурой.

Потом представился еще более серьезный повод испытать новое средство.

В больницу доставили мальчика, пострадавшего при железнодорожной катастрофе. У него была разбита затылочная часть черепа и оказалось поврежденным само вещество мозга.

Несмотря на все принятые меры, обнаружились грозные признаки менингита - гнойного воспаления мозговой оболочки, а вскоре к этому присоединились и симптомы воспаления мозга - гнойного энцефалита.

Состоящие мальчика было очень тяжелым. Гноеродные микробы, попавшие в рану, стафилококки, стрептококки, менингококки продолжали разрушать ткани.

Опять и в этом случае, применили пенициллин, введя его в вену.

Результаты оказались столь благоприятными, что лечащий хирург был буквально ошеломлен.

Пенициллин оказался очень сильным и очень эффективным средством.

Работы с зеленой плесенью, начатые Манаосеиным и Полотебновым, продолженные Флемингом, снабдили медицину новым замечательным оружием.

В Москве на одной из многочисленных улиц стоит большой дом. Он ничем особенным не отличается от других домов. Кроме, пожалуй, одного: жильцы в нем необычные.

В комнатах этого дома неисчислимые миллиарды жильцов. Они расселены на многочисленных полках, столах и шкафах. Обитатели дома живут колониями в своих колбочках, пробирках, стаканчиках, чашечках.

В этом доме помещается институт, где работает Зинаида Виссарионовна Ермольева. Имя члена-корреспондента Академии медицинских наук профессора Ермольевой часто упоминается на страницах специальных медицинских книг, журналов, на страницах советских газет.

Она посвятила всю свою научную деятельность изучению мира микробов. Ничто новое в этом мире не проходит мимо пытливого и острого взгляда профессора.

Шестнадцать лет назад Зинаида Виссарионовна Ермольева начала изучать лизоцим. Лизоцим - это особое вещество, вырабатываемое некоторыми клетками животных организмом. Его открыл в 1909 году томский ученый П. Н. Лащенков. Оно обладает способностью парализовать жизнь многих микробов. Его можно найти в яичном белке, оно содержится и в слезной жидкости. Это было весьма интересное открытие. Стало понятным, например, почему такая нежная ткань, как соединительная оболочка глаз, остается здоровой, несмотря на то, что она легко доступна для попадания микробов. Одним из защитников этой оболочки и является лизоцим, содержащийся в жидкости, вырабатываемой слезными железами. Он как бы непрерывно охраняет глаза и их оболочки, обеспечивает постоянную дезинфекцию органа зрения. Изучением свойств лизоцима занимается профессор Ермольева со своими сотрудниками. Она первая применила лизоцим для лечения некоторых болезней глаза, уха, горла, носа.

Большая работа также производилась ею и ее сотрудниками по изучению бактериофагов, то есть мельчайших вирусоподобных веществ, убивающих бактерий и, что особенно важно, многих из тех бактерий, которые являются причиной заболевания людей. Профессор Ермольева сумела выработать методы получения бактериофагов, которые действуют на возбудителей тяжелых инфекций, таких, как холера, дизентерия, брюшной тиф. Для каждой из них имеется свой бактериофаг, или, короче, фаг: так существуют холерный фаг, дизентерийный, брюшнотифозный.

Очень много места в деятельности лаборатории Ермольевой занимали также и исследования над хемофагами - соединениями некоторых химических веществ с фагами. Это была совершенно новая область. Фаголизоцимы также явились специальными препаратами, обещавшими стать грозным оружием против микробов.

В 1942 году Великая Отечественная война была в самом разгаре. Немецко-фашистские полчища рвались вглубь Советской страны. Шли ожесточенные, тяжелые бои. Советская Армия героически отстаивала каждый клочок родной земли. Ранней осенью этого года профессор Ермольева находилась в Сталинграде. Фашистские войска, истекая кровью, тщетно напрягали все усилия, чтобы захватить Сталинград. На город сыпались фашистские снаряды, бомбы; дома были превращены в груды развалин. Разрушен был водопровод. Канализационная система огромного города вышла из строя.

Но в развалинах, подвалах разбитых домов, подземных помещениях жили люди, героически дрались советские воины - защитники Родины. Оставалось в Сталинграде и мирное население, не покинувшее города. Суровые боевые условия, отсутствие элементарных санитарных удобств, недостаток воды создавали опасность массовых заболеваний, опасность эпидемий.

Весь опыт, все свои знания Ермольева употребила для того, чтобы оградить защитников города от распространения инфекций. Она справилась со своей задачей. Самоотверженная работа советских врачей помогла устранить опасность эпидемий в городе-герое.

Но одно обстоятельство обращало на себя внимание ученого. Бактериофаги, хемофаги, лизофаги и другие средства останавливали инфекционные заболевания. Но они были почти беспомощны против осложнений ран, вызванных микробами.

Профессор Ермольева увидела, что все существовавшие средства явились недостаточными для борьбы с осложненными ранениями.

Нужны были новые работы, новые поиски.

Вернувшись из Сталинграда в свой институт, она занялась этими поисками.

Целебная сила бактериофагов приковала мысль ученого к невидимым существам, вырабатывающим вещества, гибельные для опасных микробов.

Вот почему известие о пенициллине не было неожиданным для профессора Ермольевой. Но в сухом кратком газетном сообщении не содержалось никаких сведений о подробностях получения нового ценного препарата.

И это вполне понятно. В капиталистических странах всякое важное открытие, в том числе и способы изготовления новых медицинских средств обычно не опубликовываются. Изобретатель продает свое изобретение какой-нибудь фирме, которая во избежание конкуренции для получения высокой прибыли, засекречивает открытие. Оно не становится достоянием народа.

Таким образом, профессор Ермольева не имела в своем распоряжении каких-либо данных о пенициллине и о том, как он получается. Даже точное название грибка - "пенициллиум нотатум" - было долгое время окутано тайной.

Трудная задача стояла перед профессором Ермольевой и ее сотрудниками. Надо было двигаться совершенно неизвестным путем. И самое главное надо было торопиться. Шла война. Чем раньше удалось бы добиться успеха, тем больше жизней можно было спасти.

Началась охота профессора Ермольевой и ее помощника, доктора Балезиной, за всеми видами плесени. Один за другим появлялись в лаборатории отдела биохимии различные плесневые грибки. Их поселяли в колбах, в банках с питательными средами, заставляли размножаться. Потом пытались извлечь из них нужное целебное вещество.

Это была очень кропотливая, очень трудоемкая работа.

Девяносто три представителя грибков подверглись строгим, придирчивым испытаниям. Один из них оказался подходящим. Его тоже звали "пенициллиум". Но не "нотатум", а "крустозум".

Впервые на него наткнулись в бомбоубежище.

Уже после того как изучили его свойства, оказалось, что жилец бомбоубежища не так капризен, как его собрат "пенициллиум нотатум" или другие грибки. Растет он быстрее, и уже через восемь дней даже неочищенный фильтрат его - так называемая культуральная жидкость - останавливает резмножение стафилококков, стрептококков и подобных им микробов.

Сила его действия не только не меньше, но в некоторых случаях даже превосходит силу действия пенициллина, добытого из "пенициллиума нотатум". Он, например, парализует жизнь так называемой кишечной палочки, микроба, на который препараты из других грибков не оказывают никакого влияния.

Правда, в жидком виде этот препарат тоже нестоек. Через девять - двенадцать дней активность его падает, как и у всякого пенициллина. Но профессор Ермольева со своими сотрудниками разработала оригинальный способ превращения пенициллина в сухой порошкообразный желтоватый препарат, полностью сохраняющий свою пригодность по крайней мере на протяжении шести месяцев. Однако массовое производство препарата в начале оставалось громоздким, таким же, как и при производстве из грибка "пенициллиум нотатум".

Ведь культуральная жидкость грибка "Спенициллиум нотатум" (после ряда химических процессов нуждается в замораживании, значит, необходимы холодильные установки; нужно, далее, тщательное обезвреживание, стерилизация ультрафиолетовыми лучами; нужно еще многое другое, требующее очень дорогой аппаратуры.

Чтобы получить такое количество чистого пенициллина, которое умещается в небольшой стеклянной колбе, надо подвергнуть сложнейшей переработке столько зеленой плесени, что ею можно было бы заполнить резервуар величиной в трехэтажное здание!

Неутомимый новатор профессор Ермольева и здесь отказалась от проторенного пути. Со своими помощниками она добилась упрощения процесса выработки пенициллина, особенно на его заключительной стадии, когда совершается превращение пенициллина из жидкого раствора в сухой порошок. И хотя массовое производство целебного препарата все же требует значительного и сложного оборудования, число заводов, вырабатывающих пенициллин, у нас в СССР неуклонно растет.

Напряженный труд ученых, объединивших усилия микробиологов и биохимиков, дал желаемые результаты.

Во время одного крупного наступления наших войск профессор Ермольева со своими сотрудниками появилась в медицинских учреждениях на передовой линии.

Она собирала врачей, знакомила их с желтоватьм порошком в запаянных стеклянных пробирках и тут же на месте демонстрировала его применение.

Профессор Ермольева проверяла действие своего препарата Прежде всего она хотела встретиться с ранеными, доставленными возможно быстрее после ранения. Ей нужно было знать, что дает препарат в этих случаях. Не через день, не через десять часов, а не позже двух часов после ранения порошок должен быть пущен в ход. Появятся ли тогда осложнения?

Энергия этой неутомимой женщины заражала медицинских работников.

Результаты ее деятельности на фронте оказались настолько убедительными, что никакой агитации, никаких докладов, лекций, бесед не требовалось, чтобы сделать врачей горячими сторонниками нового препарата.

Это происходило в близких к фронту медсанбатах, куда машины доставляли раненых с поля сражения. Профессор Ермольева интересовалась главным образом теми ранеными, у которых пули и осколки раздробили кости рук и ног. Хирурги не любят таких ран; они долго и плохо заживают, грозят всякими неприятностями. Бывает, что когда раневая поверхность уже почти вся зарубцевалась, вдруг начинает показываться гной, иногда в большом количестве, температура поднимается, особенно по вечерам, появляется изнуряющая слабость.

Приходится снова прибегать к хирургическому ножу, снова проникать в рану, чтобы найти в ее глубине причину осложнения.

И вот извлекается кусочек кости или кусочек отмершей мышечной ткани. Начинается заживление. Жар спадает. А через некоторое время все может снова повториться. Хирурги неспокойны при таких ранениях. Сюрпризы могут появиться в любой момент, пока тянется заживление, а оно тянется долго. Это и есть осложненное ранение.

Профессор Ермольева старалась лечить ранения в самом начале, до развития осложнений.

Она хотела выяснить, может ли желтый порошок предупредить осложнения.

Раненые, доставленные только что в медсанбат, попадали в операционную.

С них осторожно снимались повязки, наложенные на поле боя бинты, пропитанные спекшейся кровью. И затем, уже после очистки раны, накладывались прочные, постоянные повязки с шинами, с гипсом. Словом, делалось все, что полагается при правильной и радикальной обработке ран с повреждением костей.

После этого наступала очередь желтого порошка. Его растворяли в физиологическом растворе. И полученную жидкость вводили раненым бойцам.

Проходило несколько дней. Врачи с чувством восхищения отмечали в историях болезни: рваные осколочные ранения протекают без температуры, почти без нагноений.

Коварные, угрожающие осложнениями переломы голеней или бедер, или плеча, превращались в раны, поражающие спокойным течением процесса заживления. Не возникало общего заражения - сепсиса, отсутствовала так называемая газовая гангрена.

Проведя эту работу, профессор Ермольева уложила в чемоданчик папку с записями и уехала со своими сотрудниками.

Ее следующим этапом были госпитали фронтового тыла. Сюда раненые поступают обычно после пребывания в госпиталях на передовых позициях.

Эти люди с повреждения ми рук и ног, грудной клетки, брюшной полости и другими тяжелыми повреждениями, нуждаются в длительном лечении. У одних - явления заражения крови, у других - глубокие гнойные очаги, у третьих - обширные ожоги. У всех было то, что называется осложнениями. Именно этого искала теперь профессор Ермольева.

На сцену опять появился желтый порошок.

Здесь задача была уже несколько труднее. Госпиталь фронтового тыла - это не медсанбат, где лежат раненые, только что доставленные с позиций. Здесь находятся раненые с уже далеко зашедшими инфекционными и послеоперационными процессами.

Опять проходило немного дней. И вот явственно намечался перелом. Под влиянием пенициллина температура падала, раны очищались, их рубцевание шло энергичней.

Профессор Ермольева, и вместе с ней находившиеся на фронте в бригаде главного хирурга Советской Армии профессор Гращенков и доктор Маршак спасли немало жизней наших доблестных бойцов.

Победа была бесспорной. Теперь профессор Ермольева могла возвратиться в Москву. И когда светложелтый порошок из лаборатории Ермольевой поступил для первых испытаний больным в клинику профессора Гращенкова и в клинику профессора Руфанова, то и там получились радующие результаты.

Грибок "пенициллиум круетозум", найденный в бомбоубежище, с успехом делал свое дело.

В Москве есть еще один интересный для нас дом. Это громадное здание Центрального нейрохирургического института.

Нейрохирурги занимаются операциями на головном и спинном мозге, на нервных стволах, расположенных в разных частях тела. Нейрохирургия является чрезвычайно ответственным, очень трудным и очень важным разделом хирургии.

Во время Великой Отечественной войны ранения центральной нервной системы встречались довольно часто, - в том числе и ранения головного мозга.

Ранения мозга - ранения очень опасные. Раненному в мозг, даже если он выживет, нередко угрожает опасность стать физическим или психическим инвалидом.

Раньше хирурги считали, что лучше не вмешиваться в раны мозга. А если и вмешиваться, то очень пассивно: лечить эти раны только удалением того, что уже погибло и находится не внутри мозговой ткани, а на ее поверхности. Справится сам организм, выдержит - хорошо; не выдержит - значит, ничем ему помочь нельзя было. Только сравнительно недавно стали меняться взгляды на оперативное вмешательство в область мозга. Хирурги начали смелее применять здесь скальпель. Но и нейрохирурги относятся к таким операциям, как к очень серьезным и трудным, Даже если сами операции кажутся несложными.

Неосторожность или неосмотрительность хирурга может повлечь за собой непоправимую, беду.

Широко применять разрезы и входить ножом в мозг надо с величайшей осмотрительностью. А в то же время при черепно-мозговых ранениях ткань мозга загрязняется, как и ткань любой раны и туда попадает инфекция. Начинается гнойное воспаление. А гной в мозгу - это очень плохо. Еще хуже, если гнойник образуется где-нибудь в самой глубине мозга. Проникнуть туда с ножом - это почти верная угроза смерти для раненого. Но и не Делать операции иной раз нельзя.

Как добраться без ножа в гнойник, в глубоко скрытые очаги, в глубину мозговой ткани, где гнездятся микробы? Как и чем их там настигнуть и обезвредить?

Если бы удалось осуществить такую задачу каким-нибудь образом, это было бы величайшим благодеянием для больных, почти обреченных людей.

И когда лучший нейрохирург Советского Союза, крупнейший знаток хирургического дела, неутомимый пропагандист активного вмешательства при травмах центральной нервной системы, академик, Герой Социалистического Труда, действительный член Академии медицинских наук и ее первый президент Николай Нилович Бурденко узнал про пенициллин, он понял, что наука, наконец, нашла этот бескровный путь в глубину мозга, захваченного опасным недугом.

Именно для операций на мозге это было средством, о котором раньше можно было лишь мечтать.

Профессор Ермольева - не хирург. Она микробиолог, и операции ей приходится делать только при опытах на морских свинках, кроликах, мышах. Профессор Ермольева, как мы знаем, изучила свойства грибка "пенициллиум крустозум", и получила из него пенициллин. Она нашла его дозировку, нужную для введения в организм, установила как нужно его вводить. Не всякий путь пригоден для поступления пенициллина в тело человека. Например, еще недавно его, как и некоторые другие лекарства, было почти бесцельно принимать внутрь через рот.

Этот препарат зеленой плесени, - очень нестойкое вещество. Недаром его хранят в запаянном, герметически закупоренном стеклянном флакончике, чтобы предохранить от влаги и даже от воздействия воздуха. Повышение окружающей температуры портит пенициллин. Он легко разрушается щелочами и кислотами. А желудочный сок содержит соляную кислоту. Вот почему пенициллин в начале было бесполезно принимать через рот. Только теперь научились изготовлять препарат в таком виде, который не боится воздействия желудочного сока.

Пенициллин можно впрыснуть под кожу. Это, на первый взгляд, довольно удобный способ.

Но у этого способа есть недостатки. Он болезненен. А ведь впрыскивание надо было производить пять-восемь раз в день.

Есть еще путь введения пенициллина: впрыскивание в толщу мышц. Этот способ тоже несложный, но он уже обладает преимуществами, которые делают его очень удобным для применения. Внутримышечные инъекции позволяют вводить большие дозы лекарств. Они менее болезненны. Кроме того, устраняется опасность осложнений, например, опасность эмболии, то есть закупорки кровеносных сосудов, что может случиться, хотя и редко, при вливании пенициллина в вену.

Но вливание в вену имеет и свои достоинства, иногда незаменимые. Оно в некоторых случаях, особенно при тяжелых, далеко зашедших болезнетворных процессах, эффективнее внутримышечного впрыскивания, быстрее действует.

Профессор Ермольева проверила и действие пенициллина, влитого в вену.

Мышам прививали стафилококки и стрептококки. Вскоре у животных наступали все признаки общего заражения - опухали суставы, животные переставали есть, их сжигала высокая температура, они лежали без движения, в глубокой сонливости.

Затем двое суток подряд им вливали в вену пенициллин. Казалось уже агонизировавшие животные открывали спустя некоторое время глаза. Вскоре возле мышиной кормушки поднимался обычный писк. Здоровье животных полностью восстанавливалось.

Профессор Ермольева осталась довольна этим методом введения пенициллина. Но возможность эмболии и других осложнений заставляет предпочитать все же более простой и более безопасный внутримышечный способ. Вливание в вену профессор Ермольева оставила только для особых тяжелых случаев, например, при больших черепно-мозговых осложненных ранениях.

Лечебная ценность пенициллина была доказана.

Осложнения, которыми сопровождаются ранения, возникают в результате действия болезнетворных микробов. Это инфекционные осложнения. Пенициллин - враг всех стафилококков, стрептококков, менингококков, а также ряда других микробов.

Специальные заводы пенициллина стали вырабатывать этот препарат и снабжать им лечебные учреждения.

Но в процессе применения пенициллина к лечению ран мозга стало постепенно обнаруживаться, что не все ясно в этом препарате, не все решено, не все так превосходно, как казалось вначале.

Осложненные черепно-мозговые ранения носят разные названия: нарывы - абсцессы мозга; гнойные воспаления тканей мозга - энцефалиты; гнойные воспаления мозговых оболочек - менингиты. Могут быть и менингоэнцефалиты, то есть оба вида воспаления вместе.

Академик Бурденко и его ученики широко использовали пенициллин как замечательное средство, помогающее проникать без ножа в мозг и настигать в его глубине возбудителей тяжелых заболеваний.

Благодаря внутримышечному и внутривенному применению пенициллина препарат добирался до гнойных очагов и приносил заметное улучшение.

Иногда это совершалось поразительно быстро, выздоровление приходило в несколько дней. Но иногда улучшение держалось недолго. За ним вдруг наступал возврат болезни.

Были случаи неопределенные. И ухудшения незаметно, и на улучшение непохоже. Налицо было, пожалуй, улучшение, но медленное, какое-то вялое, словно у пенициллина нехватало сил добить болезнь.

В чем же дело?

Профессор Ермольева установила, что способ введения препарата имеет большое значение. Ее выбор пал на внутримышечные впрыскивания, как основной, главный метод, и в ряде случаев - на вливания в вену, как на дополнительный метод.

Академик Бурденко увидел, что при черепно-мозговых ранениях этого недостаточно. Важно было, чтобы в самых срочных, самых тяжелых случаях пенициллин быстрее достигал участка, пораженного болезнью.

Играло при этом какую-либо роль количество пенициллина, концентрация его в крови, текущей к больному органу? Очень большую. Может быть, решающую.

Если так, то ни мышцы, ни вены не являются при подобных заболеваниях лучшим местом для введения препарата.

Лучшим местом будет артерия, для черепно-мозговых ранений - сонная артерия. Она питает мозг. Через нее пенициллин быстрее попадает в ток крови, направляющейся к мозгу прямым путем. А на этом коротком пути концентрация пенициллина в крови не успеет понизиться.

Войдя же в вену, препарат проделывает с кровью путешествие во много раз более длинное. Он должен достигнуть сердца, а именно его правого предсердия, затем попасть в правый желудочек, оттуда проникнуть в легкие, из легких в левое предсердие, в левый желудочек, пробежать по аорте, и тогда только через сонную артерию дойти до мозга... А путь из мышцы - еще более долгий, следовательно, еще более неблагоприятный для быстрой доставки препарата к очагу воспаления.

Вот почему вливание в артерию в ряде тяжелых заболеваний предпочтительнее всего. Если грозный очаг болезни расположен на руке или ноге, то берут артерию предплечья или бедра. Это обстоятельство оказалось весьма существенным.

Впервые в Советском Союзе обнаружили преимущества внутри артериального введения пенициллина. Этот метод был разработан у нас, в том доме в Москве, о котором мы говорили, - в Центральном нейрохирургическом институте, где главным руководителем был Николай Нилович Бурденко.

Когда Ермольева и ее помощник Уразова проделали анализы крови раненых, то правильность новой методики подтвердилась. Концентрация, насыщенность крови пенициллином в районе болезненного очага после вливаний в артерию стала достаточно высокой.

С этого момента повысился успех лечения мозговых ранений. Целебная сила пенициллина использовалась полнее. Выздоровление стало наступать быстрее, наблюдаться гораздо чаще.

Чаще, но не всегда. Все еще встречалось немалое число случаев, когда болезнь не поддавалась лечению пенициллином. И вот это было странно и непонятно. Иной раз улучшение наступало явное, неоспоримое, радующее врача. Казалось все шло хорошо. И вдруг болезнь вспыхивала с новой силой.

Но почему? Ведь пенициллин действительно обладал могучей силой, прекращающей жизнь болезнетворных микробов.

Центральный нейрохирургический институт занялся разгадкой. Усилия не пропали даром. После тщательных исследований вопрос был решен. Удалось это тогда, когда исследователи стали изучать, что происходит с пенициллином после того, как он попадет в кровь.

Больному с абсцессом мозга ввели в сонную артерию раствор пенициллина и спустя несколько часов взяли в лабораторию пробу крови.

Надо было узнать, в каком состоянии находится пенициллин, сколько его теперь содержится в крови. Но сколько ни искали, пенициллина не нашли. Его в крови не оказалось. Куда же он девался? Это вскоре установили. Почки извлекли пенициллин из крови и удалили его из организма. Теперь все стало ясно. Пенициллин быстро, в два-три часа покидает русло крови. Вот чем объяснялись колебания в лечебном действии этого препарата. Пенициллин делал свое дело, когда его в крови было достаточно. Когда пенициллин исчезал, инфекция, если она была упорной, снова брала верх. Болезнь, следовательно, продолжалась.

Как только загадка была разгадана, напрашивался сам собой вывод: надо задержать уход пенициллина из крови, удлинить его пребывание в ней. Но каким образом? Делать повторные вливания? Пять-шестъ раз в день? Это неудобно.

Здесь пришло на помощь одно свойство пенициллина. Впрыснутый внутримышечно, он дольше остается в крови, чем при введении в артерию. И это не удивительно.

Когда пенициллин вводят в артерию, он полностью, сразу оказывается в крови и вскоре весь исчезает из организма. А из глубины мышц он всасывается в кровь постепенно. Чем большую дозу пенициллина впрыснули, тем дольше он будет находиться в мышцах и постепенно переходить в кровь.

Можно ли воспользоваться подобным свойством препарата? Можно. Надо для этого соединить оба способа - и внутриартериальный и внутримышечный. Тогда и концентрация пенициллина будет достаточной, и он долгое время будет находиться в крови.

Так и поступили. Результаты оказались очень удачными. Число выздоровлений увеличилось.

Комбинированный метод введения пенициллина был еще одной победой советской медицины.

Но удовлетворило ли это нейрохирургов? Нет, не вполне.

Несмотря на правильную мысль и правильное ее воплощение в комбинированном методе, неудачи при применении пенициллина все еще наблюдались. Тогда к усилиям Центрального нейрохирургического института были присоединены и усилия Института пенициллина.

Профессор Ермольева взялась за разрешение проблемы с присущей ей энергией. Со своими сотрудниками она стала изучать, что же происходит в крови с пенициллином при комбинированном методе? И тут сразу же открылось то обстоятельство, которое мешало делу исцеления. Хотя пенициллин из крови действительно долго не исчезал, но концентрация его колебалась. Пока пенициллин, введенный внутри а ртериально, находился в крови, концентрация его была высокой. Когда почки выводили из организма эту порцию, потеря замещалась только поступлением из внутримышечного "депо". А это поступление шло хотя и непрерывно, но понемногу.

Пенициллин циркулировал в крови, но концентрация его становилась все ниже и ниже. Это изменение концентрации снижало в некоторых случаях результаты лечения.

Надо было, значит, сделать еще нечто такое, что на более долгий срок задерживало бы в крови пенициллин, влитый в артерию, не позволяло бы ему так быстро уходить через почки.

К тому времени, когда этот вопрос встал перед исследователями, задача была до известной степени решена при помощи диодраста.

Диодраст - это особое вещество, обладающее свойством задерживать в организме пенициллин. Когда диодраст вводили одновременно с пенициллином, то оказывалось, что пенициллин долгое время не исчезает из крови.

Применение диодраета было удачной находкой. Но Николай Нилович Бурденко решил, если удастся, не пользоваться зарубежными препаратами и рецептами.

Задача, разрешением которой он занялся, - замедлить темпы ухода пенициллина из крови, была тесно связана со второй задачей - избавить больного от многократных инъекций.

Действительно, оказалось, что можно превосходно обойтись без американского диодраста.

Академик Бурденко предложил свое средство для продления действия пенициллина, особенно ценное при самых тяжелых менингитах, гнойниках и иных подобных тяжелых заболеваниях мозга.

Быть может, это средство представляет собой какой-нибудь очень сложный препарат? Нет. Оно удивительно просто и состоит в том, что к комбинированному внутримышечному и внутриартериальному введению пенициллина присоединили еще две процедуры. Первая - это использование небольшого количества, примерно, столовой ложки, раствора хлористого натрия, то есть обыкновенной поваренной соли. Вторая - некоторое изменение пищевого режима.

Теперь вся методика применения пенициллина по способу Бурденко представлялась в следующем виде.

В артерию вводится десять тысяч так называемых единиц пенициллина - нормальная доза для вливания в артерию. Внутримышечно впрыскивается сорок тысяч единиц - нормальная доза при такого вида впрыскиваниях. В вену вливается десять кубических сантиметров десятипроцентного раствора поваренной соли. Все это производится одновременно. Таким образом введение пенициллина производится только один раз в сутки, и не каждые три-четыре часа, как приходилось делать прежде.

Нужно при этом обязательно соблюдать одно правило: в течение нескольких дней, пока длится лечение, резко ограничить количество жидкой пищи, питаться всухомятку. Условие, как видите, не очень тягостное.

Выезжая на фронт, Бурденко убедился, что его метод, примененный для тяжело больных с черепно-мозговыми ранениями, давал превосходные результаты.

Теперь - короткий итог. Метод внутримышечного введения пенициллина принес, помощь. Это очень хороший метод, и для огромного большинства заболеваний, даже очень серьезных, где речь идет о жизни и смерти, он вполне надежен и спасителен. Могущество пенициллина проявляется в полной мере при внутримышечных впрыскиваниях. Поэтому такой способ введения, удобный и безопасный, может считаться основным.

Но при осложнениях черепно-мозговых ранений, хотя бы и незначительное повышение силы действия пенициллина тоже имеет неоценимое значение. Ведь это - понижение процента смертности. Способ Бурденко понижал этот процент.

А в масштабе грандиозного фронта Великой Отечественной войны даже один процент означал сотни и тысячи спасенных жизней советских воинов.

Работы выдающегося советского ученого и хирурга Бурденко, его замечательный метод приносили исцеление раненым, выздоровление которых еще недавно представлялось невозможным.

Появлению в медицине пенициллина предшествовало введение в практику стрептоцида и сульфидина.

Стрептоцид, сульфидин, сульфазол и еще многие препараты этого рода носят, как мы оказали, общее название сульфамиды. Вряд ли есть сейчас человек, который бы не слышал о стрептоциде иди сульфидине. И не только бы не слышал, но и не принимал бы их как лекарство при гриппе, ангине, воспалении легких.

Подвились сульфамиды лет двадцать назад. Они действуют против многих микробов, вызывающих инфекционные болезни, против тех же стафилококков, стрептококков, пневмококков, гонококков и некоторых других. При помощи сульфамидов можно лечить многие болезни даже такие серьезные, как абсцессы мозга, гнойные энцефалиты, менингиты. И сульфамиды помогают неплохо.

Смертность от осложнений при черепно-мозговых ранениях очень большая. Из каждых трех таких раненых один, а то и двое, обязательно умирали. Когда стали применять стрептоцид и сульфидин, то картина сразу изменилась. Страшная цифра стала уменьшаться. Число смертей в результате ранений пошло стремительно вниз. Особенно, когда стрептоцид и сульфидин возможно раньше пускались в ход. Процент смертности упал больше чем в два раза. Теперь, при сульфамидах, умирал только один из семи.

Это было крупнейшей победой над смертью.

В 1944 году у нас началось применение пенициллина на фронте и в тылу по комбинированному способу, по способу Бурденко, о котором мы говорили. Этому лечению подвергалась та же категория раненых с угрожающими инфекционными осложнениями.

И тогда цифра смертности пошла еще быстрее вниз. Так, в Нейрохирургическом институте в Москве умирало двое больных из пятидесяти.

Вот что сделал пенициллин в руках врачей.

Пенициллином с успехом лечат, как мы уже говорили, все болезни, вызываемые стафилококками, стрептококками и многими даже не родственными им микробами.

Стрептоцидом, сульфидином, сульфазолом лечат многие из этих болезней и тоже неплохо.

А как обстояло дело до введения в практику пенициллина и сульфамидов? Какими способами боролись тогда с инфекционными болезнями? Преимущественно при помощи вакцин и сывороток.

Вакцина представляет собой препарат, состоящий из мертвых или живых, 1но ослабленных микробов. В ряде случаев вакцину вводят и здоровому человеку. Это предохранительная вакцинация, предупреждающая болезнь. Так действует, например, вакцина оспы при оспопрививании или брюшнотифозная вакцина.

В чем сущность этого мероприятия? Организм без труда справляется с мертвыми или ослабленными микробами, введенными при вакцинации; вместе с тем в нем вырабатывается большое количество защитных веществ - антител, антитоксинов, - которые обладают способностью уничтожать такие же, но активные микробы, когда они попадут в организм уже не с вакциной, а при случайном заражении.

Нередко вводят вакцину и уже заболевшему. Какой смысл применять вакцину в этом случае?

Защитные механизмы организма обезвреживают мертвых или Ослабленных микробов, -содержащихся в вакцине. С ними легче оправиться, чем с теми, которые проникли естественным путем - с водой или пищей, или воздухом - с живыми, деятельными или как говорят в подобных случаях, вирулентными микробами. Уничтожив мертвых или ослабленных микробов, защитные силы скорее, легче могут справиться с вирулентными возбудителями.

В сыворотке нормальной здоровой крови, которую тоже применяют для впрыскиваний, нет ни мертвых, ни ослабленных микробов. Но в ней есть защитные вещества, - антитела, антитоксины, опсонины и другие, - обладающие способностью противодействовать микробам или их ядам - токсинам.

Эти защитные вещества появляются в сыворотке у тех животных или людей, которые перенесли искусственную, то есть привитую им болезнь, или естественно возникшую болезнь, и в результате победили, то есть выздоровели.

Такую сыворотку можно применять и для предупреждения той или иной инфекции, и для лечения.

Отсюда становится понятной роль, например, противодифтерийной сыворотки или противостолбнячной, или противокоревой.

По сравнению с вакцинами и сыворотками у пенициллина имеются преимущества. Каждая вакцина и сыворотка предназначены только против одного "своего" возбудителя. Вакцина против оспы, например, не предохраняет от дизентерии или бешенства.

Вакцина брюшнотифозная бессильна против холеры, воспаления легких или сыпного тифа. Противодифтерийная сыворотка помогает только при дифтерии.

Пенициллин же действует против всех инфекционных заболеваний, вызываемых определенными группами микробов.

Таково его огромное преимущество перед вакцинами и сыворотками.

А перед сульфамидами? Ведь стрептоцид или сульфидин излечивают не одно или два заболевания, а большее их число. И во многих случаях излечивают довольно быстро. Иногда поразительно быстро.

Чем же пенициллин превосходит сульфамиды?

Прежде всего - лучшими результатами. Вспомним хотя бы Цифры смертности при осложненных черепно-мозговых ранениях. Затем - безвредностью. Сульфамиды не безразличны для организма. Они раздражают кишечник, почки, действуют на нервную систему. Применяя их, надо следить, чтобы не получилось неприятностей от их побочного, как говорят в таких случаях, действия.

При пенициллине этого опасаться не приходится.

Но главное заключается в другом. Пенициллин привлек к себе исключительное внимание ученых не только своими достоинствами. Микробиологи, врачи проявили к нему громадный интерес потому, что с введением пенициллина открылась новая страница лечебной медицины. Страница, необыкновенно любопытная.

Пенициллин - это вещество, извлеченное из грибков, из живого микроорганизма, из микроба. Это оружие, которым один микроб убивает другого.

Перед исследователем возникает цель: найти новые антибиотики, отыскать новых союзников человека в борьбе с болезнетворными микробами. Уже найден, например, антибиотик под названием стрептомицин, обещающий успех в борьбе с некоторыми формами туберкулеза, этого страшного врага человека.

В книге лечебной медицины открывается новая глава.

Надо, однако, сказать, что предпосылками к этой главе явились работы Мечникова.

Летом 1883 года молодой русский ученый Илья Ильич Мечников, работавший тогда на острове Сицилия, занимался исследованием морских звезд, особых иглокожих морских животных. Он изучал строение их организма и физиологические процессы, совершающиеся в нем. Личинки морских звезд интересны тем, что тело их прозрачно. С помощью лупы Мечников мог видеть все, что происходит внутри них. Его внимание больше всего привлекали странные клетки, которые встречались в теле личинки. Это были клетки, совершенно непохожие на все остальные. Главное их отличие заключалось в том, что они могли передвигаться. Передвигались эти клетки довольно оригинальным образом: они выпускали длинные отростки, а все остальное тело перекатывалось вслед за отростками, словно они тянули его за собой. Таким способом эти клетки совершали довольно длинные "путешествия" внутри тела морской звезды.

Мечников в тот период своей жизни занимался изучением пищеварения иглокожих. Для зоологов вопрос этот оставался темным. В самом деле: желудка и других органов для переваривания пищи у морских звезд нет. Как же они перерабатывают и усваивают пищу?

Однажды Мечников проделал небольшой эксперимент: ввел в прозрачную личинку морской звезды порошок яркокрасной краски кармина. И вскоре крупинки кармина оказались облепленными множеством клеток. Сюда со всех сторон приползли клетки, которые обладали как раз свойством выпускать из себя отростки, то есть те самые путешествующие клетки, о которых говорилось ранее. И вскоре крупинки краски очутились внутри этих клеток. Клетки поглотили кармин.

Мечников был очень обрадован. Он донял, что проник в тайну пищеварения иглокожих. Выходило, что функцию органов пищеварения здесь выполняют блуждающие клетки. Они захватывают добычу и переваривают ее в себе. Таким представлялся Мечникову процесс усвоения пищи морскими звездами. Но тогда же ему пришла в голову мысль проверить, что будет с блуждающими клетками, если им попадется не кусочек краски, а что-нибудь другое.

Он отломил крохотный шип от куста розы и воткнул его в прозрачное тело личинки морской звезды.

Через десять часов Мечников в свою лупу увидел огромное скопление блуждающих клеток, совершенно закрывших твердый зеленый шип. Они так плотно окружили его, что в этом месте образовалось даже выпячивание тела личинки. Но что их привлекло сюда? Ведь шип розы - не пища для личинки морской звезды. Его нельзя переварить.

И тут Мечникова озарила гениальная догадка. Шип был занозой для тела звезды, и блуждающие клетки боролись с ним, как с врагом, окружали его, старались уничтожить, рассосать или вытолкнуть.

В том случае, когда заноза попадает в тело человека, например, в палец, и образуется нарыв, это, видимо, такое же явление защиты.

Есть у человека блуждающие клетки? Есть. Это белые или, точнее, бесцветные кровяные тельца, лейкоциты. Что такое гной вокруг занозы? Это скопление белых кровяных телец, защищающих организм.

Теперь понятно, почему они стекаются к тому месту, куда попала заноза.

Все это предстало перед Мечниковым с удивительной ясностью. Молодой ученый сделал еще один важный вывод. Если белые кровяные тельца борются со всеми чужеродными и вредными частицами, попадающими в организм, то, следовательно, они должны вести себя так и с микробами, проникающими в тело человека. Если победят белые кровяные тельца, то есть микробы будут захвачены и уничтожены, то и болезнь не разовьется. Если микробы размножатся, значит, белые кровяные тельца не в состоянии были с ними справиться. Тогда возникает заболевание. Отсутствие заболевания при проникании микробов и есть то, что называется невосприимчивостью к той или иной болезни, иммунитетом.

Свойством белых кровяных телец захватывать, растворять, уничтожать микробы Мечников и объяснил факт иммунитета. В основе его лежат фагоцитарные свойства лейкоцитов, то есть их способность поглощать микробы.

Так была создана знаменитая фагоцитарная теория иммунитета.

Когда Мечников был в расцвете своих творческих сил, им овладела идея борьбы со старостью. Он рассматривал старость как результат преждевременного изнашивания организма. Человек живет меньше, чем это свойственно ему как живому существу. Чем объясняется это? Как мы уже говорили, в толстых кишках гнездится огромное количество гнилостных микробов. Продукты их жизнедеятельности вредны для человека. Всасываясь из толстых кишок в кровь, они постепенно отравляют все важнейшие внутренние органы, которые перерождаются, уплотняются, склеротизируются.

Такова, по Мечникову, причина ранней старости.

Значит, чтобы бороться с ней, надо нейтрализовать вредное действие гнилостных микробов кишечника. Но как добиться этого? Тончайшая наблюдательность Мечникова позволила ему установить наличие антагонизма в мире микробов, - явление, тоща еще не известное ученым.

Изучая бактерию болгарской простокваши, он нашел, что жизнь многих гнилостных микробов несовместима с жизнью этого микроба. Гнилостные микробы не могут размножаться в присутствии молочнокислых бактерий болгарской простокваши.

Открытие антагонизма в мире микробов явилось большой заслугой Мечникова.

Ученый отдавал себе отчет в важности своих наблюдений. Вот что он тогда написал:

"Задерживающее влияние одних микробов относительно других обнаруживается даже в борьбе организма с очень опасными бактериями".

Это было в 1901 г. задолго до работ Флеминга с пенициллином.

Теперь вполне очевидно, что в истории пенициллина впереди имени Флеминга должны по праву стоять не только имена русских ученых - Манасееина и Полотебнова, но и имя Ильи Ильича Мечникова, учению которого об антагонизме микробов современная наука обязана возникновением возможности практического использования замечательных свойств плесневого грибка.

Существуют очень вкусные и питательные грибы - шампиньоны. Группа ученых вела наблюдение над двумя участками земли, засеянными спорами шампиньонов.

Вскоре обнаружилось, что на одном участке шампиньоны растут быстрей, чем на другом. Почему? Споры были разного сорта? Земля была разная? Нет, и споры были одного и того же качества, и почва была одинаковой.

Дело заключалось в том, что на одном участке споры были посеяны густо, а на другом - редко. Более густой посев дал более быстрый рост.

Чтобы понять, какая именно связь может существовать между количеством спор и ростом грибов, следует допустить, что споры шампиньонов выделяют в почву какие-то вещества, влияющие на прорастание самих спор и на развитие грибов. Если споры сидят тесно, кучно, то окружающая среда обильнее насытится этими веществами. Значит, и действие их на рост будет сильнее.

Споры, разбросанные дальше друг от друга, посеянные редко, окажутся в худшем положении, на каждую из них придется меньше этих веществ.

Исследователи не только сделали такое предположение, но и сумели найти вещество, которое выделяли споры.

Его нашли не только у шампиньонов, но и у дрожжей, и еще у целого ряда низших организмов.

Ему дали название "биос", что по-гречески значит "жизнь".

Дальнейшее изучение биоса показало, что он неоднороден и его можно разложить на отдельные части, до некоторой степени самостоятельные: на биос 1, биос 2, биос 3.

Все эти биосы ускоряли рост и жизнедеятельность живой организованной клетки. Самым энергичным являлся биос 2. Так, например, инфузории в его присутствии размножались чуть ли не в два раза быстрее.

В 1943 году из одного вида плесени, из глиоклодиума, было выделено особое вещество - глиотокоин. Глиоклодиум вырабатывал его так же, как споры шампиньона вырабатывали свои биосы.

Но глинотокоин, однако, совсем не содействовал росту и размножению живых клеточных организмов. Наоборот, глиотоксин прекращал их рост. Достаточно было ничтожнейшей, одной стотысячной доли миллиграмма глиотоксина в кубическом сантиметре питательной среды, чтобы остановить размножение тех или иных микробов.

Таким образом, биосы несли жизнь клеткам, глиотоксин - нес гибель.

Как мы видим свойства биосов и глиотоксина диаметрально противоположны.

Но вот, что совершенно удивительно.

Биос 2 и глиотоксин имеют почти одинаковую химическую формулу, то есть они почти одного и того же состава.

Имеет ли значение то обстоятельство, что два вещества с такими несходными, взаимно исключающими свойствами оказываются почти одинакового химического строения?

Имеет, и притом исключительное. Оно раскрывает нам, так сказать, технику уничтожения одних микробов другими.

Оно вводит нас в самую суть процессов, совершающихся в организме микроба.

Жизнь микроба зависит от питания. Каким же образом происходит усвоение и переработка микробами продуктов питания? Могут ли белки, жиры, углеводы, эти сложные органические вещества, непосредственно усваиваться протоплазмой микробной клетки?

Нет, для этого нужно, чтобы они были превращены в более простые химические соединения.

Как же осуществляется внутри микроба это превращение?

При помощи внутриклеточных ферментов. Как известно, ферменты являются теми посредниками, без которых не совершается ни одно превращение органических веществ в живом теле.

Если ферментов нет или они перестают почему-либо выполнять свои функции, усвоение питательных веществ прекращается. Рост, размножение, жизнь микроба останавливается.

Но ферменты содействуют переработке веществ только определенного химического строения.

Биос принадлежит к таким веществам, которые очень нужны микробам и с которыми ферменты микробной клетки жадно соединяются.

Но они соединяются не только с биосом, но и с веществом, очень близким к нему по строению, то есть с гликотоксипом.

Если глиотоксина много, то ферменты быстро им загружаются, насыщаются. Теперь ферменты уже не в состоянии усваивать другие необходимые для них вещества. Они связаны глиотоксином. В результате питание микроба нарушается и он легко может погибнуть.

Таким представляется механизм уничтожения микробов глиотоксином. Он выводит из строя ферменты микробной клетки. Благодаря этому микробы, лишенные питания, слабеют, гибнут.

Биос и глиотокоин не являются исключениями. Параминобензойная кислота, например, способствует росту и размножению пневмококков. По своей структуре эта кислота близка к стрептоциду. Стрептоцид же, как известно, ослабляет действие пневмококков.

Никотиновая кислота - это витамин, способствующий размножению клеток. Ее химическая формула во многом схожа с формулой пиридинсульфановой кислоты.

Но первая кислота, возбуждая процессы жизнедеятельности в организме, помогает и росту микробов, вторая же парализует рост микробов.

Теперь можно понять, как действует пенициллин.

Пенициллин, повидимому, прекращает жизнь микробов так же, как и глиотоксин, тем, что нарушает, задерживает, парализует в микробе превращения одних питательных веществ в другие, без которых существование микробов невозможно. Новейшие исследования до некоторой степени подтверждают это.

Молекула сахара на пути усвоения ее живой клеткой должна пройти стадию превращения в так называемую пировиноградную кислоту.

Есть основания полагать, что в присутствии пенициллина ферменты многих микробов не могут использовать пировиноградную кислоту, являющуюся одним из этапов превращений сахара. В результате у них нарушается углеводный обмен.

Без пировиноградной кислоты рост микробов, их размножение останавливаются.

Имеются также данные, что пенициллин влияет и на так называемый нуклеопротеидный обмен клетки, чем нарушается ее жизнедеятельность. А микробы, у которых жизнедеятельность парализована, легко уничтожаются защитными приспособлениями человеческого организма, в частности, фагоцитами.

В последние годы открыта любопытная особенность пенициллина. Оказывается, что он губит микробов, так сказать, косвенно, уничтожая не тех микробов, которые подвергаются его действию, а их потомков, т. е. следующее поколение. Иначе говоря, пенициллин лишает микробов способности размножения.

Таково, вероятно, действие пенициллина, этого оружия зеленой плесени, выработанного ею в процессе эволюции на протяжении тысячелетий.

Однако упоминания об этих явлениях недостаточно для того, чтобы объяснить гибель микробов при применении пенициллина Возможно, что пенициллин может действовать и непосредственно на возбудителя инфекционного заболевания. Но и такое объяснение неполно. В нем опущено главное - роль самого организма.

Введение пенициллина больному вызывает в его нервной системе процессы, меняющие общее состояние организма, его защищенность по отношению к болезнетворным микробам. В результате создается повышенная сопротивляемость и невозможность для микроба существовать в изменившейся внутренней среде организма.

Пенициллин был открыт благодаря тому, что некогда русские, а значительно позднее английские ученые подметили его губительное влияние на стафилококков. Совершенно естественным было предположить, что он явится также губительным и для стрептококков, и для пневмококков, и для менингококков, и для всех кокковых микроорганизмов. Так и оказалось. Родственные микробы имеют и родственные свойства, в том числе и свойства терять свою жизнеспособность в присутствии пенициллина.

Примечательно, что пенициллин уничтожает некоторых микробов и не из семейства кокков.

Например, возбудитель дифтерии ничего общего со стафилококками не имеет, так же как и возбудитель сифилиса или сибирской язвы. Однако и бактерии дифтерии, и бледная спирохета, и палочка сибирской язвы тоже погибают от пенициллина.

Этот удивительный факт представляет собой чрезвычайный интерес. Возникает вопрос большого значения. Если пенициллин Действует не только на кокков, но и на некоторых непохожих и даже весьма отличных от них микробов, то отчего он не действует и на всех остальных?

Если бы удалось объяснить эту загадку, то перед (наукой открылась бы исключительная возможность сделать могучую силу пенициллина многосторонней, т. е. придать этому препарату способность побеждать всех или почти всех возбудителей инфекций. Подобный успех явился бы огромной победой медицины.

В лабораториях и институтах Советского Союза энергично ведутся поиски в этом направлении. Ведутся они и в других странах. Наши исследователи сумели наметить верные пути к цели.

Советский микробиолог, свердловский профессор Перетц, сообщил очень любопытные данные.

Почему пенициллин бессилен по отношению к целому ряду микробов, например таким, как брюшнотифозная и паратифозная палочки? Брюшнотифозная, паратифозная палочки, кишечная палочка, дизентерийная выделяют, видимо, особое вещество, которое нейтрализует, связывает пенициллин.

Это вещество получило название "пенициллиназы".

Отсюда следует, что пенициллин действует только на тех микробов, которые не вырабатывают пенициллиназы. Пенициллиназа, таким образом, - это оружие защиты микробов против смертоносных для них грибков.

Теперь тайна уже в руках исследователей. Секрет действия пенициллина на одних микробов и отсутствие его действия на других может считаться раскрытым.

Значит, нужно отыскать способ уничтожения защитной функции этих микробов, т. е. парализовать вмешательство пенициллиназы. Можно сказать иначе: надо найти средство, усиливающее действие пенициллина, т. е. найти активатор пенициллина.

Тысячи опытов, проделанных советскими учеными, указывают путь к достижению цели. Но пока - в стенах лаборатории.

Предстоит еще большая исследовательская работа, прежде чем можно будет перейти к применению добытых результатов на человеке. Надо думать, что это время не за горами. И если усилия ученых будут успешными, то они принесут еще одну крупную победу науки над жестокими врагами человеческого здоровья.

Итак, первая страница новой, антибиотической славы лечебной медицины - это страница пенициллина. Она еще не дописана.

Пять больших задач стоят перед теми, кто занимается пенициллином.

Первая задача - упростить получение пенициллина, его производство. Работа над этим ведется напряженно всюду.

Вторая задача - облегчить пользование пенициллином. Самое лучшее добиться того, чтобы его можно было принимать внутрь, как обычное лекарство.

Можно сказать, что эта задача уже почти решена. Завод имени Карпова в Москве и один из ленинградских заводов уже изготовляют пенициллин в капсулах и таблетках. В настоящее время таблетированный пенициллин имеется на полках наших аптек.

Третья задача - получить пенициллин в лаборатории химическим путем, получить искусственный пенициллин. И это не мечта.

Разумеется, эта задача нелегкая. Но советские ученые, занявшиеся ею, стоят на пути успешного решения.

Существует болезнь, носящая название бациллярной дизентерии. Это затяжное изнуряющее заболевание, особенно тяжело протекающее у детей. И вот недавно в Московской лаборатории экспериментальной химиотерапии инфекционных заболеваний начались поиски средства против этой инфекции, на которую не действует даже пенициллин. Около семидесяти химиков, врачей и биологов под руководством доктора Ф. С. Ханеня вели напряженную работу. Было изготовлено и изучено свыше 500 новых химических соединений.

В 1949 году, после многочисленных экспериментов, потребовавших много напряженных усилий, были получены первые граммы белого порошка. Опыты показали, что этот препарат обладает свойствами антибиотиков. Это был антибиотик, но не добытый из продуктов жизнедеятельности микроорганизмов, а изготовленный в лаборатории из химических веществ. Это был химически синтезированный антибиотик. Его назвали синтомицином.

Теперь предстояла проверка действий полученного препарата, К этому и приступили. Стали его применять против различных инфекционных заболеваний, привитых животным. У многих из них никакого улучшения не наступало, несмотря на применение сингтомицива, некоторые же животные очень быстро поправились.

Следующий шаг - это проверка на человеке. Но как это сделать? Кто согласится подвергнуться возможному при приеме не испытанного еще, неизвестного вещества риску?

Помог случай: заболел в острой и резкой форме бациллярной дизентерией сотрудник этой же химиотерапевтической экспериментальной лаборатории врач Гутняев. Его поместили, как и полагается, в больницу. И тогда он потребовал, чтобы его лечили только синтомицином. Его пробовали уговорить лечиться обычными, уже известными и испытанными средствами, чтобы ввиду тяжелого течения болезни не терять времени на эксперименты.

Но больной настоял на своем.

Прошло три дня. Тяжелые явления исчезли. Течение болезни оборвалось. Заболевание, которое должно было тянуться неделями, месяцами, вдруг закончилось на протяжении нескольких дней. Это сделал синтомицин.

Теперь уже можно было расширить применение нового препарата. К этому времени его добывание удалось наладить так, что в месяц получали уже не граммы, а целый килограмм препарата. Синтомицин передали в детские клиники: в больницу имени Филатова в Москве, в клиническую детскую больницу, в клиники ленинградского Научно-исследовательского института и в другие детские лечебные учреждения нашей страны. И всюду наблюдалась обнадеживающая картина: резко падала смертность от дизентерии, весь ход болезни менялся к лучшему, значительно сокращались сроки выздоровления.

Еще более замечательным представляется другой новый антибиотик - левомицетин. Это вещество представляет собой тщательно очищенный препарат того же синтомицина. В таком виде он обнаруживает удивительные свойства. Он действует губительно и на тех микробов, которых убивает пенициллин, и на тех, с которыми пенициллин и другие антибиотики ничего сделать не могут. Левомицетин уничтожает, например, возбудителей сыпного тифа. От него гибнут бактерии брюшного тифа и ларатифов. Даже против трахомы, заразной болезни глаз, его применяют с хорошим результатом. Есть основания полагать, что он излечивает и от коклюша.

Уже описаны тысячи случаев применения левомицетина с большим, а зачастую с поразительно скорым и радикальным успехом.

Опять-таки весьма ценно то, что он был впервые выделен из особого лучистого грибка - "стрептомицес венецуэла", а теперь советские ученые - биохимики и фармакологи - его синтезируют, то есть получают искусственно, лабораторным путем.

Все это только начало, только первые успехи в области получения синтетических антибиотиков.

Четвертая задача - расширить число тех болезней, которые излечиваются пенициллином. Надо помнить, что ведь он пока не помогает при тифах и паратифах, при дизентерии, гриппе, чуме и некоторых других заболеваниях.

Пятая задача - найти наиболее простой способ задерживать пенициллин в крови. Впрочем, эта задача в настоящее время может считаться решенной. Так, пенициллин, разведенный в нескольких кубических сантиметрах полупроцентного раствора пирамидона или антипирина и впрыснутый внутримышечно, держится в организме почти в течение двадцати часов. Значит, его достаточно вводить два раза в сутки. Практически этого вполне достаточно для получения нужного лечебного результата.

Профессор И. Г. Руфанов, Ю. Я. Грицман и А. Н. Уразова, разработавшие этот способ, использовали способность пирамидона и антипирина усиливать непроницаемость стенки капилляров кровеносных сосудов.

Поэтому пенициллин дольше задерживается в кровяном русле, не может быстро выйти из капилляров.

Другая группа ученых, под руководством Руфанова, нашла еще один способ продления действия пенициллина в организме. Оказалось, что смешивание пенициллина с небольшим количеством крови, взятой от данного больного, увеличивает срок пребывания пенициллина в организме.

Дальнейшие поиски новых, еще более современных способов применения антибиотиков продолжаются.

Страница пенициллина в истории медицины еще далеко не дописана.

Но одновременно уже пишется вторая страница. Она посвящена грамицидину.

Грамацидин - также антибиотик. Его извлекли в 1939 г. из микроба "бациллюс бревис" - спороносной палочки, живущей в земле.

Советские исследователи Г. Ф. Гаузе и М. Г. Бражникова выделили в 1942 году кристаллическое вещество почти из такой же спороносной палочки, как и "бациллюс бревис". Его назвали советским грамицидином, или грамицидином С.

Грамицидин оказался эффективным средством против гноеродных микробов. Особенно он губителен для тех микробов, которые поселяются в ране, отягощая ее течение.

Поэтому в некоторых случаях грамицидин содействует поразительно быстрому рубцеванию мокнущих, незаживающих ран. Также быстро грамицидин нередко справляется с особым заболеванием костей, называемым остеомиэлитом. Этот гнойный процесс тянется так долго, что иногда кажется бесконечным, сопровождается отхождением кусочков костей и хронически отравляет организм. В этих случаях грамицидин-могучее лечебное средство.

Обожженная ткань - хорошая почва для микробов. Грамицидин как бы сметает их бесследно.

При помощи грамицидина уже можно с успехом вмешиваться в течение плевритов, воспалений суставов, рожистых процессов.

Еще одна страница пишется об аспергиллине.

Этот антибиотик еще более молод. Он выделен совсем недавно. Его открыл советский профессор Н. А. Красильников из Института микробиологии Академии наук СССР.

Аспергиллин - продукт грибка черноватой плесени и обладает многими превосходными качествами.

Грамицидин хорошо действует. Но его нельзя вводить в вену или артерию. Он не безвреден. Его можно применять только как наружное средство. Это, разумеется, ограничивает сферу его применения.

Аспергиллин же можно применять и как наружное средство, и внутривенно. Он очень стоек. Его сравнительно просто можно извлечь из культуры черноватой плесени.

Уже известно, что, кроме гноеродных микробов, он влияет и на анаэробов, т. е. микробов, размножающихся в среде, лишенной кислорода и вызывающих такие болезни, как столбняк и газовая гангрена. Изучение аспергиллина начато сравнительно недавно. Но применение этого антибиотика сулит большие надежды.

В ряды биологических средств, благотворных для человека, вступает еще один антибиотик - ауэромицин, недавно полученный в виде золотисто-желтого порошка из особого грибка. Этот антибиотик, видимо, будет прекрасным дополнением к пенициллину, так как, судя по экспериментальным данным, он эффективно действует там, где пенициллин не дает успеха: при роже, холере, чуме, при сыпном и брюшном тифе.

Ценным средством обещает стать новый антибиотик - альбомицин. Он получен советским ученым профессором Г. Ф. Гаузе и группой его сотрудников. Раствор этого белого порошка, впрыскиваемый под кожу, уже на пятый-шестой день останавливает развитие таких болезней, как крупозное воспаление легких, дизентерию, протекающих у детей обычно очень тяжело.

Как было установлено в детской клинике 1-го Московского медицинского института, в детском отделении Баумановской больницы, в Детской клинической больнице и в других, альбомицин является прекрасным лекарством как раз для лечения маленьких детей. Тысячи случаев выздоровления, насчитывавшихся уже к середине 1951 года, обязаны этим советскому препарату - альбомицину.

Честь открытия своеобразных веществ, получаемых из растений, полностью принадлежит советскому профессору Б. П. Токину. Эти вещества названы им фитонцидами.

Растения болеют часто. Они подвержены нападению многих бактерий, а также вирусов.

Нам уже известна мозаичная болезнь табака, при изучении которой профессор Ивановский открыл мир вирусов. У пшеницы часто появляется болезнь - ржавчина. Картофель чахнет, ссыхается, когда его поражает так называемый рак картофеля.

Это все результат воздействия вирусов.

Растения защищаются от возбудителей болезней. У них, как у животных и у людей, вырабатывается иммунитет. Например, некоторые сорта люцерны невосприимчивы к микробу "аппланобактер инзидиогум".

Растения можно предохранять от заразных заболеваний при помощи специальных вакцин и сывороток.

Но вот что еще более удивительно: оказывается, растения выделяют летучие вещества, распространяющиеся в воздухе и убивающие различных микробов, в том числе и возбудителей опасных болезней. Повидимому, таким путем растения предохраняют себя от вредных для них организмов. Такими могут быть не только микробы. Так, например, вещества, выделяемые листьями приятно пахнущей черемухи, в течение немногих минут смертельно поражают комаров, мошек, слепней, комнатных мух.

Фитонциды открыты в листьях апельсина, лимона, мандарина, и зеленой хвое, черемухе, чесноке, луке.

- Профессор Токин наблюдал гибель стафилококков, стрептококков дифтерийной и туберкулезной палочек от действия кристаллических фитонцидов, полученных из лука. Микроорганизмы погибали. Фитонциды оказывают свое действие не только в пробирке, но и в организме человека и животных. И когда профессор Токин делал свой доклад на заседании Ученого совета Министерства здравоохранения СССР, то было ясно, что применение фитонцидов для лечения людей - это реальная задача сегодняшнего дня.

Следующую страницу, надо полагать, заполнят любопытнейшие события из области изучения так называемых животных антибиотиков, совсем недавно привлекших внимание советских исследователей.

Профессор Якобсон в Институте биологической профилактики инфекций, под руководством профессора Л. А. Зильбера, выделила из красных кровяных телец вещество, названное эритрином. Применение его дало хорошие результаты. В клинике профессора Доброхотовой эритрином лечат детей, заразившихся дифтерией. Есть замечательный метод борьбы с этим недугом - вливание специальной сыворотки. Это великолепное средство спасения детей от дифтерии.

Но когда к противодифтерийной сыворотке присоединили еще и эритрин, то сразу же выяснилась удивительная особенность. Срок выздоровления сократился в два раза. А сыворотки потребовалось почти в четыре раза меньше. Это проверили на двухстах больных. Результат был благоприятный.

Из той же области изучения антибиотиков большое внимание сейчас привлекают своеобразные работы профессора Ермольевой и ее сотрудников в Москве. Они тоже обнаружили очень интересные факты.

Если подвергнуть печень, селезенку или мышцу сердца специальной обработке, то можно из каждой такой ткани добыть особое вещество - безбелковый экстракт.

Если несколько капель его прибавить к культуре микробов, например, к культуре так называемой кишечной палочки, то развитие микроорганизмов замедлится, а потом и остановится. Тоже самое произойдет и с туберкулезной палочкой.

Значит, этот препарат по действию можно считать как бы родственным стрептомицину. Его рассматривают как антибиотик.

Еще более удивителен препарат подобного типа, полученный из рыб. Его назвали экмолином. Вот какие опыты были с ним проделаны.

Известно, что белые мыши очень восприимчивы к гриппу. Грипп вызывается особым вирусом. Если такой вирус попадает в дыхательные пути белой мыши, она обязательно заболевает гриппом.

Большой группе белых мышей в лаборатории Ермольевой ввели через нос большие дозы гриппозного вируса. Все они заболели гриппом в резко выраженной форме. Вместе с вирусом гриппа животным вводили различные антибиотики: одним пенициллин, другим ауреомицин, третьим - стрептомицин, четвертым - новокаиновую соль пенициллина, пятым - экмолин. И все они заболели, - кроме тех, кому введен был экмолин. Экмолин убил возбудителей гриппа.

Такие факты позволили Ермольевой предложить экмолин, как средство лечения гриппа у людей. Ряд врачей, применивших этот препарат у взрослых и детей для борьбы с гриппозной инфекцией, получили прекрасные результаты. Кроме того, оказалось, что экмолин дает хорошие результаты при лечении скарлатины.

Дальнейшие наблюдения над экмолином открыли у него еще одно неожиданное свойство: прибавление его, а также небольшого количества новокаина к пенициллину удлиняет время пребывания пенициллина в организме до 24-48 часов. А это, как известно, и усиливает действие пенициллина в организме и облегчает работу обслуживающего персонала. В настоящее время Ученым медицинским советом Министерства здравоохранения СССР экмолин рекомендован для лечебных целей, особенно в соединении с пенициллином.

Число антибиотиков непрерывно растет. В этой области предстоят большие и счастливые открытия.

Новая глава книги исцелений только начинается. Но имеются достаточные основания полагать, что ее страницы будут заполнены очень важными и плодотворными для человеческого здоровья событиями, в которых советские ученые сыграют важную роль.