Глава третья. Борьба за время

Примерно, в 1778 году среди врачей разных стран стало распространяться удивительное известие. На некоторое время оно привлекло к себе общее внимание и даже явилось до известной степени сенсацией. Всюду о нем говорили, возникали горячие споры.

Удивительное известие заключалось в том, что сообщалось об открытии способа, дающего возможность продлить жизнь человека до тысячи лет. И хотя в большинстве случаев врачи скептически качали головой, слушая это сообщение, однако находились и такие, которые готовы были поверить в возможность подобного открытия. Во всяком случае было точно известно, что ученым, Джоном Гентером, производятся в этом направлении какие-то таинственные опыты в глубоком погребе.

Через два года Гентером был опубликован трактат, в котором подробно рассказывалось об этих опытах.

Вот как была там изложена работа над проблемой удлинения жизни.

Человек начинает заметно стареть после пятидесяти лет. Если бы в это время удалось сильно затормозить все жизненные функции организма, все его отправления, то и старение тканей задержалось бы. Человек в таком состоянии мог бы прожить очень долго, во всяком случае, во много раз дольше, чем при нормальной работе организма.

Автор трактата после долгих размышлений пришел к заключению, что затормозить функции организма можно холодом.

Холод останавливает все процессы жизни. Известно, что замороженное мясо, например, не портится, не гниет, не разлагается, сколько бы его ни держать на льду. Если такое мясо отогреть через полгода, год или даже более, то оно окажется совершенно свежим.

Так же долго и без порчи сохраняются свежие фрукты в холодильниках.

Значит, рассуждал автор трактата, то же самое можно сделать и с человеком.

Человек достиг пятидесяти лет. Теперь его следует подвергнуть замораживанию в определенных условиях, т. е. сделать так, чтобы он не умер, но чтобы и не жил. Все процессы в нем остановятся. Но ничто, ни одна ткань, ни один орган не будут у него портиться и разлагаться.

Когда пройдет сорок лет, т. е. замороженному исполнится девяносто лет, его отогреют. Он снова начнет пить, есть, спать, ходить, работать как всякий обыкновенный человек в полную меру своих сил, сохранившихся нетронутыми. Десять лет он будет жить, узнает обо всем, что совершилось за истекшие сорок лет. В десять лет он как бы проживет весь период от пятидесяти одного года до сотого года.

Кончатся десять лет, его снова заморозят. Теперь уже его не тронут девяносто лет. Но на девяносто первом году, вернее, на сто девяносто первом году он с помощью отогревания будет возвращен к жизни. По газетам и книгам он узнает, какие события произошли, пока он был недвижим. Опять десять лет он будет жить, а на одиннадцатом году его снова погрузят в ледяной сон. В этот момент ему уже исполнится двести лет. Опять он будет заморожен на "девяносто лет.

Как только минует двести девяносто лет, все повторится: пробуждение, десять лет жизни, погружение в небытие.

Таким образом, путем десятикратного замораживания, можно прожить тысячу лет.

Вот что было изложено в трактате об удлинении жизни.

Что же, пробовал сам автор трактата удлинить этим способом чью-нибудь жизнь? Нет, ни на себе, ни на ком другом он подобной попытки не сделал!

В конце трактата он написал, что теоретически у него все очень правильно и непогрешимо, но практически пока ничего не может получиться. В этом он сам убедился, проделав опыты на карпах.

Пять карпов, которые подверглись действию холода, действительно перестали двигаться. Они замерзли. В таком виде их продержали десять дней в леднике подвала, а затем опустили в подогретую воду. Но карпы, как были неподвижны в холоде, так и остались неподвижными в тепле. Они не вернулись к жизни.

Разумеется, раз опыты не удались на рыбах, делать попытки на людях, а тем более на самом себе, автор этой фантастической идеи уже не рискнул.

Мы рассказали обо всем этом потому, что, кроме естественного и неизбежного разочарования, ученый испытал еще и удивление.

Чтобы понять, отчего карпы погибли, он вскрыл их и тщательно исследовал все внутренние органы. В чем дело? Может быть кровь расширилась и разорвала кровеносные сосуды, может быть не выдержало сердце, лопнул плавательный пузырь или была повреждена печень?

Нет, автор трактата не нашел никаких нарушений. Все внутренние органы карпа были совершенно целы, без каких-либо признаков изменений. Вот что удивило ученого.

Однажды в поле, под Ленинградом, нашли труп замерзшего крестьянина. В ту зиму стояли сильные морозы. Совершенно точно установили, что замерзший пролежал в снежном ноле четырнадцать суток.

Это был человек большого роста, видимо, физически крепкий.

Вскрытие производил опытнейший прозектор. Все, что он нашел ненормального в теле этого мертвеца, было отсутствие одного глаза. Но, как выяснилось, покойный был одноглазым с детства.

Во всем остальном прозектору не к чему было придраться. Все внутренние органы были в полном порядке. Прозектор не в состоянии был сказать, отчего именно произошла смерть: от паралича сердца или остановки дыхания, от закупорки ли артерии, от прекращения работы печени или почек или еще от чего-нибудь. Никаких болезненных изменений, объяснявших смерть, в организме не обнаружилось.

Прозектор, разумеется, знал теоретически, что именно можно найти при вскрытии замерзшего человека, но ему пришлось в первый раз производить такое вскрытие и он был удивлен сохранностью тканей и органов замерзшего.

Такую же картину всегда наблюдали врачи, которым приходилось производить подобные вскрытия: никаких болезненных, патологических явлений при замерзании не обнаруживается, если, разумеется, их не было у человека раньше, до гибели от холода. Так наблюдалось не только тогда, когда человек замерзал весь, но и тогда, когда у него подвергалась отморожению только часть тела: рука или нога, кисть, стопа или пальцы. Ни в строении тканей этих частей тела, ни в строении их клеток нельзя было даже под микроскопом заметить каких-либо существенных изменений.

Конечно, кожа становится бледной, даже белой, нечувствительной к уколам или давлению, но и только.

Настоящие изменения начинаются лишь тогда, когда прекращается отморожение и наступает отогревание. С этого момента картина меняется - проявляются результаты действия холода: отеки, почернение, гангрена, распад и затем некроз, т. е. отмирание тканей.

В 1812 году много французов замерзло на дорогах отступления из России. Главного хирурга наполеоновской армии Ларрея поражало то, что у тех солдат, которые не отогревались у костров, отмороженные руки и ноги казались малоповрежденными. Руки и ноги тех солдат, которые отогревались у огня, были страшными: почерневшими, распухшими, гниющими.

Как объяснил Ларрей эту разницу? Он пришел к заключению, что во всем виновато согревание у костров, дававших сильный жар. Если бы не было резкого перехода от холода к теплу, то отмороженные конечности не разрушались бы таким страшным образом.

Мнение о том, что при отогревании отмороженных в условиях тепла должны наступать большие изменения органов, прочно вошло в медицину и безраздельно господствовало в ней на протяжении всего XIX и начала XX веков.

Однажды, лет сорок назад, в одном медицинском журнале было описано странное явление, которое наблюдал хирург у человека с отмороженной левой рукой.

Пострадавшего отогрели и сделали все, что тогда полагалось делать при лечении отмороженной конечности.

Но за несколько минут до начала отогревания хирург произвел над больным маленький опыт. Он сдавил на правой, здоровой руке отмороженного плечевую артерию. Другими словами, он остановил питание кровью здоровой руки.

Что произошло с этой рукой?

С нею произошло то, что происходит с любой тканью, в которой прекращается движение крови. Кожа руки приобрела бело-синий оттенок, тот самый, который называется у врачей цианотичным, синюшным. Посинение кожи было совершенно естественным явлением.

Затем хирург сделал то же самое и с артерией левой руки. Это была рука, пострадавшая от холода. И вот тут обнаружилась очень любопытная подробность. Кожа, находившаяся выше отмороженного участка, стала цианотичной, т. е. такой, какой ей и полагалось стать при сдавливании. Отмороженный участок захватывал только кисть. И вот кожа кисти не изменила своего цвета. Она осталась бело-мраморной, какою и была до сдавливания артерии, без каких-либо оттенков синюшности.

Что же все это означало? Почему правая, здоровая рука при сдавливании артерии приобретала мертвенный вид, а левая рука в отмороженном участке сохраняла ту же бело-мраморную окраску?

Объяснение этому загадочному явлению попытался дать ученый Лейк.

Что происходит при отморожении с кровеносными сосудами? Они сжимаются, их просвет суживается. Возникает спазм сосуда. Ясно, что в такие суженные сосуды кровь поступает в гораздо меньшем количестве. Поэтому при отморожении кожа резко бледнеет, приобретает бело-мраморный цвет. Это показывает, что кровь имеется, но ее очень немного.

И вот тут происходит нечто весьма интересное. Холод изменяет кровообращение и в тканях. В охлажденных клетках резко понижается обмен веществ: клетки потребляют мало питательных веществ и выделяют мало продуктов обмена. Но обмен поддерживается кислородом. Значит, таким клеткам нужно кислорода неизмеримо меньше, чем нормально работающим клеткам. Значит, им нужно и мало крови.

Когда хирург сжал артерию отмороженной руки, то ничтожное количество кислорода, которое еще проходило через сдавленный сосуд, было все же достаточно для питания клеток с их минимальным обменом. И кожа кисти осталась бело-мраморной, т. е. в ней не было синюшности, не было нехватки кислорода.

С правой рукой все обстояло иначе. Там здоровые клетки требовали обычного притока кислорода. И когда сжатая артерия перестала снабжать ткани кровью в полной мере, тотчас же появилась синюшность. Так объяснил Лейк опыт хирурга.

Почему же отмороженные руки и ноги после прекращения действия холода чернеют, отторгаются? Лейк и на этот вопрос дал свой ответ. Что совершается при отогревании? Кровь начинает приливать к отмороженному участку в большом количестве. Однако, суженные и парализованные холодом сосуды не могут вместить всю поступающую массу крови и пропускают ее сквозь свои стенки. Получается отек. Отек сдавливает клетки. Эти клетки, как мы знаем, обладают теперь пониженной жизнедеятельностью, обмен веществ в них незначителен. Такие клетки, конечно, лишены обычной стойкости, они легко повреждаются отеком и гибнут.

Чем скорее отогревается отмороженное место, тем большая масса крови сразу притекает к этим клеткам. Значит, тем худшие условия создаются для клеток, тем легче они разрушаются. Чем медленнее идет согревание, тем больше возможностей у клеток уцелеть.

Хотя Лейк жил почти на сто лет позже Ларрея, но взгляды их по этому вопросу полностью совпадали.

В 1936 году мне довелось провести зиму в городе Таганроге. Жил я в доме, который находился рядом с больницей. Зима стояла холодная, для тех мест суровая.

Однажды, когда я вышел из дома, к воротам больницы подъехали сани, за которыми бежала собака. В них рядом с ружьем и ягдташем лежал чернобородый человек с обмотанными одеялом ногами, а возле него сидел другой человек и слегка поддерживал чернобородого.

Ворота открылись и пропустили сани во двор больницы. Подстрекаемый любопытством, я тоже вошел во двор, чтобы посмотреть, какого же больного привезли в больницу, в сопровождении собаки, с ружьем и ягдташем в санях.

Сани остановились у крыльца с надписью на дощечке: "Приемный покой". Спутник чернобородого скрылся в дверях и вскоре вернулся, но уже не один. Два человека в халатах, надетых поверх пальто, сопровождали его.

- Пропали ноги, - сказал чернобородый. - Скорее занесите в помещение погреться. Холодно.

Но один из тех, кто был в халате, ответил:

- Нет, в тепло нельзя. Потерпите. Будем вас здесь растирать.

С ног чернобородого сняли одеяло, сапоги, портянки. Меня поразил мраморный, чуть-чуть желтоватого оттенка цвет кожи обеих его обнажившихся голеней и стоп. Это были отмороженные ноги. Люди в халатах набрали полные пригоршни снега и, разговаривая между собой и попутно расспрашивая лежавшего, стали усердно растирать его голые ноги.

Я стоял, смотрел и слушал. Постепенно я узнал, что черно-бородый - охотник. Он забрел в болотистое место; лед был непрочный, охотник провалился и промочил ноги по колено. К рассвету ударил мороз. Охотник отморозил ноги. Встретившийся крестьянин привез его в город, в больницу. Люди в халатах, растиравшие снегом отмороженные ноги охотника, были доктор и фельдшер.

- Только тереть надо полегче, Иван Петрович, - говорил фельдшеру врач. - А то как бы пальцы не отломались. Видишь, они твердые, как ледяшки.

Охотник охал и время от времени стонущим голосом просил внести его в тепло.

- Нельзя, - отвечал врач. - А то ноги совсем пропадут. Придется тогда их отрезать. Надо, чтобы они отошли на морозе. Ты уж потерпи.

Прошел час, может быть, два. Наконец врач прекратил растирание.

- Все, - сказал он. - Готово, отогрели.

Охотника сняли с саней и внесли в приемный покой.

Таким образом, я присутствовал при оказании первой помощи обмороженному.

Правильно ли поступили, не внеся сразу больного в тепло и растирая его ноги на морозе?

Да, по-тогдашнему общему мнению почти всех медиков, действия таганрогского врача были совершенно правильными.

В медицинских журналах время от времени появлялись статьи видных специалистов на тему об отморожении, которые подтверждали, что быстрое отогревание вредно.

А один ученый предложил даже такую систему отогревания, которая, по его мнению, должна была давать самые прекрасные результаты. Он рекомендовал зарывать замерзших голыми в снег, так как, хотя снег теплее воздуха, но не намного; затем опускать их в ванну с холодной водой, так как, хотя эта вода теплее снега, но тоже не намного; затем укладывать в холодную постель в холодной комнате, так как человеку при этом будет лишь чуть-чуть теплее, чем в холодной воде. Вот тогда только можно было приступать к растиранию и массажу. Конечно, это была крайность, граничившая с нелепостью, но она показывает, насколько крепко укоренился взгляд на необходимость в постепенном переходе от холода к теплу при лечении отморожений.

Подобные теоретические воззрения и привели к созданию твердо установившегося способа первой помощи обмороженным. Пострадавшего вносить в теплое помещение не позволялось. Отогревать путем растирания и массажа следовало только на холоде, во дворе или в неотапливаемом помещении.

Это и был способ медленного согревания. Им пользовались всегда и всюду, в разных странах и в разные времена, в мирную и военную пору. Он господствовал среди врачей и был широко распространен среди населения.

Вот почему привезенного в таганрогскую больницу охотника растирали во дворе и долго держали на морозе.

Врач, кроме того, боялся, чтобы не сломались отмороженные пальцы. Он, как и множество других врачей того времени, был убежден в том, что холод делает замерзшие ткани и органы твердыми и ломкими, как стекло.

Каждую зиму немало людей отмораживают руки и ноги.

Спустя более или менее значительный срок после отогревания кожа отмороженных участков распухает, покрывается пузырями, чернеет. Чернеют и мышцы, лежашие под кожей. В болезненный процесс вовлекаются нередко и кости. Отмороженный участок омертвевает. Так тянется много недель, даже месяцев.

Конечно, не у всех пострадавших наблюдается одинаковая картина. Бывает, что после растирания и отогревания кожа теряет мраморный вид, отек исчезает. Жжение и болезненность прекращаются. Пальцы рук или ног снова приходят в нормальное состояние.

Столь сравнительно благополучно кончается дело лишь при отморожениях так называемой первой степени, т. е. самой лепкой.

Но если появляются пузыри, большие отеки, поверхность кожи чернеет и частично некротизируется, то это уже грозит более длительным заболеванием. Даже после выздоровления ранее отмороженный орган будет давать себя знать болями, ломотой, покраснением, опуханием при охлаждении.

Это вторая степень отморожения.

К самым тяжелым повреждениям приводит третья степень отморожения, когда погибает не только верхний слой кожи, но и подкожная клетчатка, сухожилия, мышцы, кости. Все это становится черным, точно обугленным, некротизируется.

Так тянется месяцами. В конце концов омертвевшие, высохшие ткани отторгаются, отпадают, остается культя стопы или кисти.

Такова третья степень обморожения и четвертая. Именно в таких случаях люди после отморожений и превращаются в калек.

Как боролись с последствиями отморожений?

Вначале этим занимались преимущественно хирурги. Они рассуждали так: отмороженная ткань почернела, значит, это место полностью омертвело. Надо его отрезать целиком до самой границы здоровой ткани; лучше даже прихватить еще и краешек здоровой ткани. Иначе говоря, надо сделать так называемую ампутацию, отсечение. А потом сшить разрез, чтобы образовалась правильная культя. На правильно зажившую культю уже не трудно надеть протез.

Так в основном и лечили обмороженных третьей степени.

Был ли этот способ лечения хорошим? Казалось бы, да: способ этот и быстрый, и радикальный. На самом же деле все больше и больше появлялось сообщений о том, что эти операции приносили мало хорошего. При такой ранней ампутации, когда даже картина болезни еще недостаточно определилась, часто отрезали ткань, которая могла бы жить. А на кисти или на стопе каждый кусочек мышц, кожи, сухожилий очень ценен, потому что сохранение их может уменьшить инвалидность.

Кроме того, хирурги жаловались, что после операции ожидаемого быстрого заживления не наступало. Культя гноилась и начинала некротизироваться. Спустя некоторое время приходилось делать новую операцию: отсекать еще один участок конечности, еще кусок некротизировавшейся культи.

Бывало и так, что после второй операции делали третью. Болезнь затягивалась. Радикального и быстрого излечения не наступало.

Хирурги стали избегать этих операций. Все больше распространялось мнение, что отмороженные ткани нельзя лечить хирургически, что их надо щадить, применять тепло, электризацию, покой, словом все, что угодно, но только не нож.

На смену хирургическому, активному методу пришел выжидательный, так называемый консервативный метод.

Стали предоставлять возможность отмороженным тканям некротизироваться и постепенно превращаться в сухое, черное, мертвое, похожее на мумию вещество, которое в конце концов само отпадало, отторгалось. Так же постепенно в месте отторжения начинали образовываться грануляции, т. е. разрастания клеток здоровой ткани. Тогда появлялся рубец. Если рубец был прочный, не гноился, не изъязвлялся, то он и был поверхностью культи. Если рубец не подходил для этого, то можно было его срезать и зашить рану для создания нового, лучшего рубца.

Консервативный способ занял главное место в лечении отморожений.

Хорош ли был этот способ? Конечно. Он имел преимущества по сравнению с прежним способом. Он меньше калечил людей.

Однако он обладал не только преимуществом. И у консервативного метода были свои недостатки и притом очень крупные. Продолжительное разложение тканей отравляло и ослабляло организм, вредило таким жизненноважным органам, как печень, почки, вредно действовало на кровеносную систему, на сосуды, на сердце. Бывало и так, что из очагов гниения, в которых кишели микробы, инфекция пробиралась внутрь тела и вызывала общее заражение крови - сепсис.

Значит, и консервативный способ был не таким уж хорошим.

Но никаких других средств в борьбе с последствиями отморожений медицина не знала.

Время от времени отдельные ученые пытались улучшить тот или другой способ лечения отморожений. Но все эти попытки давали очень мало положительных результатов.

Над этими вопросами работали во Франции, Англии, Японии, Германии, Италии сотни исследователей, особенно в период первой мировой войны, когда от холода погибло много солдат не только на фронте, но и в тылу. Однако все эти исследователи не добились решения задачи.

Новое и вполне радикальное решение было найдено лишь советскими учеными.

Эта тихая, небольшая улица, с чистеньким тротуаром, с нарядными, точно вымытыми деревьями, пролегает по соседству с шумным, всегда оживленным районом Финляндского вокзала. Носит она имя знаменитого русского врача Боткина. На одной стороне улицы стоят старинной постройки двухэтажные приземистые каменные дома, выкрашенные в бледнокрасный цвет. На другой стороне поднимается массивное здание в четыре этажа.

И небольшие дома и высокое здание - корпуса Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова в Ленинграде.

У входной двери крайней секции четырехэтажного здания можно прочесть на мраморной дощечке: "Кафедра госпитальной хирургии". Начальником этой кафедры является действительный член Академии медицинских наук СССР профессор Семен Семенович Гирголав. Здесь расположены клиники, лаборатории, кафедры.

По-разному начинается рабочий день у руководителя кафедры. В день, когда я увидел его, он слушал доклад своего помощника. Это было подробное, исчерпывающее изложение двухсот случаев течения травматического шока, опасного для жизни. Речь шла о всех деталях, всех условиях его возникновения, о влиянии на него лечебных процедур и о конечных результатах лечения. Огромный труд многих месяцев заключался в шести страницах рукописи. Они были лишь частью толстой пачки научных материалов, которые ждали авторитетного отзыва ученого. И все они представляли собой серьезные документы, исследования на различные темы, содержащие изучение грандиозного опыта, накопленного советской медициной в ходе Великой Отечественной войны. Выводы из него должны будут лечь в основу деятельности людей, занимающихся лечением болезней человека. Эту в высшей степени ответственную задачу - овладение огромным медико-санитарным опытом войны - Советское правительство поставило перед деятелями медицинской науки нашей страны.

Невысокий, плотный, седовласый человек в генеральском кителе, виднеющемся из-под белоснежного халата, слушал внимательно доклад. Потом он взял листы и стал их просматривать. Его удивительно молодые глаза сощурились за стеклами очков, словно они видели за бумагой еще что-то: человеческие жизни.

По окончании доклада предстоял обход и осмотр больных.

В этой клинике и в ее лабораториях многочисленные ученики, воодушевляемые творческими исканиями своего руководителя, ставят и решают серьезные проблемы, имеющие большое научное и практическое значение.

Но из всего того, что было достигнуто в лабораториях четырехэтажного здания на тихой, чистенькой улице, наиболее интересными и плодотворными оказались работы по борьбе с отморожениями, с последствиями длительного воздействия низкой температуры на живую ткань человеческого организма.

Какова температура, например, в отмороженной стопе ноги? Очень низкая? Нет, не очень, градусов десять-двадцать выше нуля. Это - температура воздуха в довольно жаркий летний ленинградский день.

Но для организма, для его тканей такая температура является очень низкой, так как нормальная температура человеческого тела 36-37 градусов выше нуля.

Если десяти-двадцатиградусная температура будет держаться в ткани много часов, тем более суток подряд, то эта ткань, когда ее отогреют, почернеет и начнет некротизироваться. Она погибнет.

Именно так и происходит при отморожении.

Если вырезать из стопы пластинку кожи и заморозить ее при температуре в два градуса холода, что с ней будет? Пластинка, конечно, оледенеет.

А если ее продержать в таком состоянии, допустим, три дня и затем отогреть? Пластинка почернеет, омертвеет? Оказывается, нет. Поместите ее в сосуд с питательной жидкостью, и клетки этой пластинки кожи начнут размножаться.

Если ее пересадить кому-нибудь на кожу, она приживет и будет такою же, как и всякая нормальная ткань.

Вырезанная пластинка кожи сохранила после отогревания всю свою жизнеспособность.

А находись она на отмороженной стопе, оставайся она частью организма, она погибла бы при гораздо более высокой температуре - не при двух градусах холода, а при двадцати градусах выше нуля.

Если тело кролика охладить на несколько часов до шестнадцати градусов выше нуля, кролик погибнет; его внутренние органы омертвевают при этой температуре. Но вот при одном эксперименте у кролика вырезали довольно сложный орган - подчелюстную железу, охладили ее до одного градуса выше нуля, продержав при этой температуре 32 дня. Затем эту железу отогрели и пересадили другому кролику. Она прижила и стала функционировать в организме другого кролика так, как будто ее никогда ниоткуда не извлекали и не замораживали.

Железа сохранила полностью жизнеспособность.

А в теле кролика она погибла бы при гораздо более высокой температуре.

Таким образом, перед исследователями обнаружилось важное явление. Ткань в организме и ткань, удаленная из организма, по-разному реагируют на холод. Условия, безнаказанно переносимые изолированной тканью, убивают ткань неизолированную.

Ткань в организме оказывается гораздо менее устойчивой против холода, чем ткань вне организма.

Это, разумеется, очень удивительное явление. Казалось бы, все должно быть наоборот. В самом деле, ведь в организме существует целая система теплорегуляции - кровеносные сосуды, нервы, железы внутренней секреции - задача которой поддерживать температурное равновесие в теле и приходить, так сказать, на помощь там, где это равновесие нарушилось. В этих условиях выносливость тканей к охлаждению должна была бы повышаться. Между тем сотни опытов показали, что это не так.

Разгадку, видимо, надо искать в том, что ткань, составляющая часть организма, зависящая от общих биологических процессов, подчиняется определенным законам, действующим во всем организме.

Есть в химии закон, по которому все химические процессы на холоде замедляются.

В живом организме происходят сложные, биохимические процессы. Следовательно, и в отмороженном органе все биохимические процессы замедляются.

Но ведь при отморожении руки, ноги, ушей или носа, когда температура у них понижается до 10-20 градусов, все остальное тело имеет температуру 36-37 градусов выше нуля, т. е. нормальную.

А всюду, где существует нормальная температура, биохимические процессы протекают нормально.

Таким образом, при отморожениях в организме как бы образуются две разные области: одна с замедленной, другая с нормальной жизнедеятельностью.

Но такое двойное положение, двойная, так сказать, жизнь в одном неделимом организме долго продолжаться не может. И участки с замедленными процессами, т. е. с пониженной температурой, иными словами, отмороженные, в конце концов должны выключиться, Выключение их достигается только одним путем: они погибают.

Все это совершается в клетках еще до того, как становятся: заметными болезненные изменения в тканях. С полным правом можно сказать, что при отморожениях существует период, когда повреждения тканей еще не обнаруживаются, хотя они уже имеются. Этот период надо назвать скрытым периодом отморожения.

Теперь понятно, почему врачи, отыскивая причину смерти замерзших людей или исследуя свежеотмороженные участки тела, поражались, что в них нельзя было найти никаких изменений даже под микроскопом.

В течение скрытого периода и осуществляются замедленные биохимические процессы, которые -не совместимы с жизнью других частей организма.

Тайна этой несовместимости еще не раскрыта. Но непреложным остается факт, установленный множеством экспериментов и наблюдений: время при этом играет огромную роль.

Если замедление процессов устранить, то все может пройти благополучно. Чем скорее эти процессы станут нормальными т. е. чем короче будет скрытый период, тем меньше появится потом вредных последствий.

Если это произойдет очень быстро, то останутся те изменения, которые называются отморожением первой степени.

Большая задержка даст изменения второй степени.

Еще большая задержка угрожает теми разрушениями, которые характеризуются отморожениями третьей степени.

Дальнейшее охлаждение влечет за собой самую тяжелую форму - третью степень, которую можно даже выделить в отдельную категорию и назвать четвертой степенью отморожений.

А что произойдет при очень длительном действии холода? Область замедленных процессов будет расширяться, распространяться до тех пор, пока не захватит все тело. Тогда наступит остановка сердца, остановка дыхания, смерть. Человек замерзнет.

Такозы в самых общих чертах выводы, к которым пришли на основании многолетних работ профессор Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова Семен Семенович Гирголав и его ученики - Арьев, Шейнис и другие.

Теперь ясно определился и лечебный метод. Борьба с отморожением, первая помощь должны заключаться в быстрейшем сокращении периода замедленных процессов. Другими словами, надо начинать с возможно скорейшего возвращения пострадавшей ткани нормальной температуры, т. е. отогревание должно вестись не постепенно, а возможно более быстро.

Это значит, что как только обнаружено отморожение, пострадавшего следует сразу же вносить в теплое жилье, поместить, если удастся, в подогретую ванну и тут же приступить к растиранию и массажу.

В свете работ профессора Гирголава и его школы по-новому о предстали опыты русского ученого Лаггчинского, проделанные почти 70 лет назад.

Опыты заключались в замораживания и последующем отогревании собак.

Эксперименту подвергалось 60 собак. Всех их одинаково замораживали смесью снега и соли. Этим путем достигалось значительное охлаждение организма, так что у животных прекращалось дыхание и переставало биться сердце.

Отогревание же производили разными способами.

20 собак помещались в нетопленную комнату. Здесь они, восстанавливая постепенно температуру своего тела, приходили в нормальное состояние.

Это было медленное, очень медленное согревание.

Вернулись к жизни 6 собак. 14 - погибли.

20 других собак погружали в холодную ванну. Вода была: вначале холодной, в ноль градусов, затем ее делали все более теплой и, наконец, почти горячей. Потом собак вынимали из воды и переносили в натопленную комнату.

Это было тоже медленное согревание, но гораздо более быстрое, чем у первой группы. Вернулись к жизни 12 собак. Погибли - 8.

Последних 20 собак сразу же погрузили в ванну с водой, нагретой до 37 градусов.

Вернулись к жизни все 20 собак. Ни одна не погибла.

Таковы были замечательные по своей убедительности эксперименты Лапчинского.

Много лет спустя работы школы Гирголава дали столь же убедительные результаты.

Теорию Лейка о значении медленного расширения сосудов надо было признать ошибочной. Способ постепенного согревания, Да еще в условиях холода, оказался несостоятельным. Представлению, которое на протяжении свыше века господствовало в умах врачей, советскими исследователями был нанесен крепкий удар.

На место принципа медленного согревания на холоде пришел новый принцип - быстрое согревание в тепле.

Следует, конечно, учесть еще одно важное, даже, пожалуй, важнейшее обстоятельство. Надо иметь в виду состоящие нервных элементов в очаге отморожения. Быстрое отогревание скорее возвращает им нормальные функции. Тепло, являясь температурным раздражителем для воспринимающих нервных приборов, вызывает рефлекторно, через центральную нервную систему, во всех органах и тканях организма процессы, ускоряющие восстановление нормальных свойств пострадавшего от холода участка. Вот в чем, надо полагать, заключается основное значение быстрого отогревания.

Конечно, если поблизости нет теплого помещения, приходится прибегать к энергичному растиранию и на холоде. Когда у человека, находящегося, например, в поле или в лесу, вдали от жилья начинает белеть кончик носа или уха или замерзают пальцы ног, то будет совершенно неправильным ничего не предпринимать и ждать, пока встретится теплое помещение.

В лаборатории клиники проделали небольшой опыт: заморозили белую мышь. Для этого ее подвергли действию 17-градусного мороза и вдобавок применили хлористый этил, понизивший температуру еще на 6 градусов.

На этом морозе мышь продержали пять дней. Разумеется, она насквозь промерзла, стала холодным трупом. Затем взяли хвост мыши и согнули его в виде буквы "о". И что же? Хвост согнулся, и не сломался.

Так было доказано, что замороженная ткань и даже целые органы не становятся от холода ломкими. Предположение об их особой, стеклянной хрупкости оказалось неверным.

А между тем на протяжении десятков и сотен лет существовало мнение, что отмороженные пальцы руки или ноги, или другие части тела могут сломаться, что требуется особая осторожность при лечении отморожений. Эту легенду создавали не только неучи, невежды, мало знакомые с медициной люди. Даже крупные специалисты высказывались в пользу такого взгляда.

Так, один видный иностранный хирург прошлого века писал в своем руководстве: "Замерзшая полностью нога может быть разбита, как стеклянная". Другой крупный хирург уверял, что "при отморожении уши и кончик носа могут отламываться". Третий описывал, как надо производить массаж при отморожении, и предупреждал: "Надо следить, чтобы не сломать отмороженную конечность".

Такая легенда переходила среди хирургов из поколения в поколение. Это имело нежелательные последствия. Страх перед повышенной хрупкостью отмороженных органов приводил к тому, что медленное отогревание, растирание, массаж производились еще медленнее, затягивались еще больше, т. е. организму причинялся добавочный вред.

Разумеется, здесь речь идет об обычных отморожениях, о температурах, при которых в действительности замерзают люди. Особая ломкость тканей, если и может подвиться, то, пожалуй, лишь при температуре не меньшей, чем 80-90 градусов ниже нуля, что в практике отморожений не имело места. А если бы случилось кому-нибудь замерзнуть при такой весьма низкой температуре, то тут уже никакой массаж, никакое растирание не помогли бы: человек был бы трупом.

Исследования Гирголава и его сотрудников показали, что рассуждения иностранных авторитетов о ломкости тканей при замерзании неправильны, что растирание и массаж должны проводиться быстро, энергично, но, конечно, достаточно осторожно, без повреждения кожи отмороженной и ослабленной, без опасности втереть в кожу болезнетворные микробы.

Так советской наукой было рассеяно еще одно ошибочное представление.

Это было новым крупным успехом в борьбе с отморожениями.

Избавляло ли ткани от омертвения быстрое отогревание? Нет, и при отогревании в теплом помещении, в теплой 30-35-градусной ванне, при энергичном массаже все же наступал распад и гибель тканей.

Какая же разница между постепенным и быстрым отогреванием?

Огромная! Конечно, если человек долгое время находился под действием холода, то избавить его полностью от последствий отморожения невозможно. Но быстрое согревание, сокращая время действия холода, срок скрытого периода и замедленных биохимических процессов, уменьшает эти последствия. Было точно установлено опытами на животных, а в дальнейшем проверено и на людях, что после быстрого согревания область омертвения, или зона некроза, оказывается гораздо меньшей, чем после медленного согревания. Это значит, что там, где должна была быть вторая степень отморожения, получалась первая, вместо третьей степени - вторая, вместо четвертой - третья или даже вторая. Это значит, что часть тканей удавалось спасти от разрушения.

Вот в чем разница между двумя способами первой помощи. Таким образом введение нового способа борьбы с отморожениями надо признать большим благодеянием для пострадавших от холода.

Но первая помощь при отморожении - это хотя и значительная, но все же только часть дела. Потом наступает период лечения. Это тоже очень ответственный период, период борьбы за ликвидацию разрушений, за минимум потери тканей.

Вспомним, каким был прежде хирургический метод лечения отморожений. По этому методу ампутировали сразу всю пострадавшую часть конечности.

В чем заключалась слабость такого метода?

Его сторонники полагали, что разрушения ткани происходят только в районе отморожения, там, где наступило почернение, омертвение.

Это было ошибкой. Оказалось, что в результате длительного действия низкой температуры повреждаются кровеносные сосуды, нервные волокна, кости, мышцы далеко за пределами участка отморожения, хотя там изменения и незаметны.

Когда хирург делал разрез выше линии отморожения, он полагал, что режет здоровую ткань, которая потом создает хорошую культю. На самом же деле он резал болезненно-измененные ткани. Следовательно, хорошая культя не могла получиться.

Более того, операционная травма лишь усиливала эти изменения. Из незаметных, невидимых они становились видимыми, начиналось воспаление, нагноение.

Вот почему прежний хирургический метод был дефектным и терпел неудачу.

Неудачи выжидательного метода объяснялись тем, что он приводил к отравлению жизненноважных органов, к наводнению их громадным количеством продуктов разложения, которые всасывались из очага омертвения. Пока отмороженный участок переходил из одной стадии в другую - из влажного некроза в сухой, в так называемую мумификацию, потом в стадию отторжения, грануляции, в стадию образования культи, - все это время продукты гниения в большей или меньшей степени проникали в организм и приносили ему вред.

Вот почему выжидательный способ давал отрицательные результаты.

Что явилось бы ценным для хирургического метода? Возможность оперировать тогда, когда это было бы безопасным для соседних тканей, когда одной операцией дело и кончилось бы.

А выжидательному методу помогло бы ускорение сроков всех стадий, через которые проходит отмороженная ткань, так как одновременно с этим шло бы уменьшение количества продуктов разложения.

Клиника Гирголава и занималась решением этих вопросов. Трудно представить себе, какую большую работу проделали исследователи, когда видишь, какими сравнительно простыми приемами была решена задача, казавшаяся ученым на протяжении столетий неразрешимой. Так, например, при серьезных, тяжелых случаях отморожений (3-й и 4-й степени) огромный лечебный успех принесла некротомия.

Некротомия - это рассечение, разрез некротизированной ткани. Нож при этом разрезает кожу, подкожную клетчатку, мышцы. В омертвевшей ткани получается как бы продольная рана. Только в омертвевшей ткани! Ни кусочка здоровой ткани не должно быть задето. Разрезы поэтому начинаются, не доходя на сантиметр до здоровой ткани. Все это безболезненно, - ведь нервные волокна здесь тоже мертвы.

А если участок некроза окажется очень большим, захватит, например, три четверти стопы и даже больше, то можно часть погибших тканей не рассекать, а отсечь вместе с омертвевшими костями пальцевых фаланг.

Но к такому приему приходится прибегать лишь в самых тяжелых случаях, при обширных отморожениях.

Чаше всего нужны и достаточны только некротомии. Они приводят к блестящим результатам.

Что дают некротомии? Очень и очень многое. Они открывают выход наружу через раневую поверхность сукровице, образующейся в глубине отмороженного участка. Это в значительной мере избавляет организм от всасывания отравляющих продуктов разложения. Некротомия раскрывает во всех слоях зону некроза, мокнущую, гниющую ткань, а следовательно, ускоряет ее высыхание. Срок перехода влажной гангрены в сухую сокращается.

Если направить на разрез непрерывную струю сухого, теплого воздуха с помощью, например, электровоздушных нагревателей, то это еще более приблизит стадию мумификации, т. е. стадию, при которой уже допустимо оперативное вмешательство.

Сокращая время различных стадий, некротомия способствует также стиханию болезненных процессов, которые невидимо разыгрываются по соседству с отмороженным участком. Стихание этих процессов, с одной стороны, и быстрая мумификация омертвевшего участка, с другой, - приближают возможность ампутации, способствуют образованию крепкой работоспособной культи.

Так устраняются дефекты, делавшие порочными прежние, хирургический и консервативный, методы.

Конечно, мы рассказали здесь весьма схематично то, что на самом деле составляет довольно законченную систему лечения отморожений, подробно разработанную кафедрой профессора Гирголава. Разумеется, предстоит еще много работы, есть еще неясности, пробелы в этом учении об отморожении, в его теории и практике. Но в основном школа Гирголава не только поставила задачу, но и решила ее.

Ранней весной 1944 года мне довелось побывать в одном из Фронтовых госпиталей на Севере. Начальник госпиталя, майор медицинской службы, знакомил меня со своим учреждением. Во время осмотра нам встретился больной, шедший по коридору, опираясь на костыль. Это был юноша высокого роста.

Начальник госпиталя сказал мне: - Это лейтенант - командир лыжной группы разведчиков. Восемь часов провел он неподвижно в засаде, в засыпанном снегом ельнике. Оказалось, что" рядом под снегом пробивался ключ. Левой ногой лейтенант попал в воду. А сырость, влажность зимой - пострашнее самого мороза. Промокшая нога отморозилась, так как переобуться в тех условиях было невозможно. Конечно, лейтенанту угрожала полная ампутация если не голени, то стопы. А он потерял всего-навсего большой палец и кусок кожи пятки. Знаете, что спасло ему ногу? Ванна и теплая комната. Когда он добрался до штаба ближайшей части, расположенной в какой-то усадьбе, там нашлось и то и другое. И, кроме того, там оказался толковый, хорошо подготовленный дли лечения отморожений санинструктор. Теплая ванна, плюс хороший массаж, плюс растирание спиртом, плюс горячий чай были спасением для лейтенанта. Если бы его отогревали на холоду, как принято было прежде, лейтенант так легко не отделался бы. Теперь мы его недели через две выпишем.

И выпишем прямо в часть, здоровым. А по прежним временам - он наверняка вышел бы из госпиталя без стопы.

Отделение для больных с отморожениями 3-й и 4-й степени имело своеобразный вид. В палатах было жарко. Больные на кроватях видны были только от головы до пояса, вторая, нижняя половина тела и ноги были скрыты в каких-то гротах. Стены и крыша гротов состояли из простыни, наброшенной на проволочные полуобручи и сверху накрытой одеялом. На каждой кровати имелся такой грот. Начальник госпиталя приподнял край простыни и одеяла одного грота. Оттуда пахнуло горячим воздухом. Внутри на полуобручах горели электрические лампочки. Это были суховоздушные ванны. В них подсыхали гниющие стопы отмороженных.

- Мы очень ценим эти ванны, - сказал начальник госпиталя. - Они нам чрезвычайно помогают. Все, кто здесь лежит, подверглись некротомии. Их отмертвевшие стопы покрыты разрезами. И все это - некротомия и горячий сухой воздух - сокращает нам сроки лечения. Вот посмотрите на этого больного, он указал на круглолицего парня лет двадцати пяти, - у него вся стопа пострадала до самого голеностопного сустава. Это один из тяжелых больных. Раньше ему пришлось бы провести в больницах год, а то и два. И вышел бы он инвалидом, с отрезанной до половины голенью. А теперь? До нас он лежал в армейском госпитале месяц и у нас лежит уже полтора. А месяца через два-три мы его выпишем. К тому времени ему будет сделана ампутация. Вместо удаленной одной трети стопы будет протез, хороший, прочный протез. Боец сможет быстро ходить и даже танцевать.

Мы обошли еще две палаты с такими же больными. И всюду под закрытыми пологами гротов-ванн грелись черные, словно обугленные стоны, рассеченные некротомией. Такие же палаты имелись и для тех, у кого были отморожены кисти, только здесь гроты были устроены так, чтобы в них можно было держать руки.

Начальник госпиталя предложил мне спуститься вниз.

- Там вы увидите таких же больных, но уже в финале, после лечений, сказал он.

Огромный Зал был разукрашен лозунгами и плакатами с пожеланиями счастливого пути. Здесь находилось до 50 выздоровевших солдат и офицеров. Некоторые опирались на костыли.

- Сегодня мы выписываем их из госпиталя, - сказал мне майор медицинской службы. - Многие из них поедут в свои части; многие получили отпуск и поедут домой отдохнуть. Все они выздоровели и нет ни одного, который лечился бы больше полугода. Есть, конечно, и негодные к дальнейшей службе в армии: это те, кто на костылях. Но таких единицы. А ведь раньше среди обмороженных было инвалидов не меньше, чем девяносто процентов. Все это сделали быстрое отогревание и некротомия. Конечно, и облучение кварцем, соллюксом, и разные укрепляющие лекарства, и хорошее питание, и лечебная физкультура, и многое другое тоже помогли. Но главное - это все же лечение по принципам школы Гирголава.

Во время Великой Отечественной войны на Карельском фронте наблюдалось необычное явление.

Необычным было то, что в армейские госпитали Карельского фронта и в госпитали фронтового тыла не поступали обмороженные, т. е. конечно, поступали, но их было так мало по сравнению с тем, что ожидалось и к чему госпитали готовились, что обмороженных словно и не было.

Почти четыре зимы многие десятки тысяч советских солдат и офицеров вели напряженную боевую жизнь в лесах, горах, тундрах сурового Севера с его постоянными вьюгами и стужей. Естественным после всего того, что мы сказали, было то, что довольно большой процент обмороженных быстро излечивался. Многие из них возвращались в строй. У этих больных или нехватало кончика пальца или имелись поверхностные рубцы, - словом то, что не мешало нести в дальнейшем боевую службу.

Другая, большая часть не возвращалась в строй. У этих больных ущерб был серьезнее - отсутствовали части двух-трех пальцев, а то и целиком два-три пальца, рубцы были шире и глубже. Но они могли выполнять почти любую работу. Многие из них становились нестроевыми, но все же оставались способными к работе.

Полные инвалиды насчитывались лишь единицами.

Так обстояло не только на Карельском фронте, но и на всех остальных фронтах, вплоть до самых южных. В истории войн подобное положение являлось совершенно неслыханным.

В чем же было дело? Дело заключалось в том, что надежная защита воинов Советской Армии от действия мороза и борьба с отморожениями были обеспечены заботой всей страны.

Огромную роль сыграло, конечно, отлично поставленное в Советской Армии дело снабжения бойцов хорошей обувью, валенками, полушубками, теплыми портянками, свитерами, в изобилии поступавшими из тыла на фронт.

А замечательные, небывалые успехи, достигнутые в госпиталях, высокий процент скорого выздоровления были заслугой нового способа лечения отморожений, созданного кафедрой Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова в Ленинграде, кафедрой, руководимой профессором Гирголавом.

Если вспомнить о тех миллионах бойцов, которые на всех линиях многотысячекилометрового фронта героически защищали свою Родину от гитлеровских полчищ и перенесли четыре военные зимы, то станет ясно, что, быть может, десятки, если не сотни тысяч людей, которых не останавливали ни стужа, ни холодные реки, ни мерзлые болота, обязаны своим излечением работам клиники Гирголава.

И в мирное время на беспредельных просторах Советского Союза, особенно в северных и средних широтах, опасности отморожений подвергается много людей.

Врачи, которые еще десять лет назад были почти беспомощны в случаях тяжелых отморожений, теперь, вооруженные новым учением, знают, что надо делать для уменьшения зла, для того, чтобы сократить некогда длинную, тягостную, мучительную процедуру лечения, почти всегда несшую опасность инвалидности.