VIII. Путь в науку

 «В науке  нет широкой  столбовой дороги, 
 и только тот может достигнуть ее сияющих 
 вершин,   кто,   не страшась  усталости, 
 карабкается по ее каменистым тропам. 

                                 К. Маркс

Velle parum est. Cupias

Ut re patiaris oportet...

 (Хотеть  мало.   Нужно  страстно 
 желать, чтобы добиться цели...). 

                          Гораций

Н. И. Кисляков. «ЮНОША ЛОМОНОСОВ НА ПУТИ В МОСКВУ»

В свое время во врачебной среде нередко дебатировался вопрос о том, что такое медицина: искусство или наука? В нашем современном представлении вопрос этот не вызывает сомнений. Конечно, медицина — это наука, сохраняющая в сфере своего практического применения и черты высокого искусства. В соответствии с таким пониманием работа врача любого профиля носит черты деятельности научно-практической, с преобладанием в каждом конкретном случае то одного, то другого элемента.

Приступая в мединституте к изучению основ медицины, никто из нас не может предвидеть, как сложатся его личные устремления в дальнейшем: привлечет ли авоей очевидной полезностью практическая сторона нашей профессии или победит желание посвятить свои силы научным исследованиям, выявлению «последних причин вещей». Но и в том и в другом случае, обогащаясь опытом, накапливая и критически осмысливая свои наблюдения, делая из них обоснованные выводы, всякий врач выполняет определенную научную по содержанию работу.

И первые навыки такой работы должны быть освоены уже в институте. Здесь не только место усердного овладения обширным комплексом медицинских знаний, но и начало пути в большую науку.

Иногда приходится слышать мнение, что успешно заниматься научной работой можно только в обстановке институтской кафедры, клиники и пр. Представление это глубоко ошибочно. Кто по-настоящему любит науку, для кого умственная работа является потребностью, своего рода наслаждением, тот в любых, даже самых трудных, условиях будет работать научно. Это на деле доказывают лучшие представители нашей советской врачебной молодежи. Об этом свидетельствует и опыт целого ряда отечественных врачей старшего поколения. Достаточно вспомнить, например, что один из первых выдающихся уральских хирургов Д. П. Кузнецкий (из Нижнего Тагила), глава знаменитой Обуховской школы хирургов А. А. Троянов, профессора С. И. Спасокукоцкий, Ф. О. Гаусман, В. С. Левит, С. С. Юдин, выдающийся земский врач А. Г. Архангельская и многие другие начинали, а в ряде случаев и продолжали на протяжении многих лет свою плодотворную научную деятельность в условиях обычных земских и городских больниц.

Непревзойденным примером для каждого молодого врача может служить жизнь выдающегося провинциального хирурга Константина Васильевича Волкова (1871— 1938). Этот высококультурный, кристально-чистый человек 27 лет непрерывно проработал в глухом городе Ядрине бывшей Казанской губернии (ныне — Чувашская АССР). В небольшой сравнительно больнице участкового профиля он не только развернул обширную хирургическую деятельность, но и снискал широкую популярность и высокое уважение врачебной общественности своими многочисленными научными, частью общественно-философского характера, печатными работами, выступлениями на съездах и т. д. Перечень трудов К. В. Волкова включает 141 название статей и докладов.

Несмотря на то, что в 1935 году К. В. Волкову была присвоена без защиты диссертации ученая степень доктора медицинских наук, он постоянно отвергал многочисленные предложения возглавить кафедры в ряде крупных городов (в том числе было получено предложение из Перми) и оставался верным своей скромной Ядринской больнице. В ней он и умер, заразившись от больного сыпным тифом.^*

^*(Жизни и деятельности К. В. Волкова посвящена книга проф. А. М. Аминева «Участковый хирург Константин Васильевич Волков» (Чебоксары, 1957), выдержавшая уже два издания.)

Прежде чем говорить об основных навыках научной работы, овладеть которыми необходимо всякому мыслящему врачу, считаем полезным остановиться на вопросе о сверхранней специализации студента-медика.

В ряде случаев молодые люди, поступая в мединститут, заранее определяют свою будущую специальность: я буду хирургом, физиологом и т. п. Такой избирательный интерес можно было бы даже приветствовать, если бы не одно весьма существенное «но». Заключается оно в том, что такие ранние «специалисты» нередко уже с первого курса начинают отдавать предпочтение предметам, которые, по их незрелому мнению, могут быть нужны для облюбованной специальности, и пренебрегать теми, которые, как им думается, в дальнейшем не понадобятся. Это весьма вредное недомыслие.

Хотя учебные планы мединститута могут показаться чрезвычайно обширными, но, по сути дела, они охватывают только основы медицинских наук, минимум знаний, который необходим каждому врачу. Этот минимум нужно не только прочно усвоить, но по мере возможности пополнить путем чтения специальных журналов, монографий и пр. Никуда не будет годиться врач любого профиля, который не знаком основательно с нормальной и патологической анатомией и физиологией, гистологией, клиническими и санитарно-гигиеническими дисциплинами. Все важно, все взаимосвязано, все нужно знать. И если можно проявлять особый интерес к какой-либо дисциплине, то ни в коем случае не в ущерб остальным. В институте прежде всего нужно стремиться накопить максимум разносторонних знаний. А о специализации речь пойдет только в конце курса обучения.

Bce сказанное выше, конечно, относится и к преждевременно специализирующимся молодым врачам. Весьма уместно привести здесь мнение по этому вопросу одного из наших авторитетнейших хирургов — Сергея Петровича Федорова (1869—1936): «..B образовании своем хирург должен идти от общего к частностям, т. е. от общей хирургии к ее отделам, как гинекология, урология и т. п., для того, чтобы возможно быстро сделаться крупным специалистом. Обратный путь усеян терниями, и хирург, нарождающийся из специалиста, остается или слабой посредственностью, или... при известной «самобытности» достигает иногда и выдающегося положения, потеряв однако массу времени на дополнительное хирургическое самообразование и открыв попутно не один раз «Америку».^*

^*(С. П. Федоров. Желчные камни и хирургия желчных путей. (Предисловие). М., Медгиз, 1934.)

Какие основные навыки научной работы необходимы молодому медику в первую очередь?

Прежде всего следует научиться читать научную литературу, приобрести умение самостоятельно работать с источниками. Быть может, кое-кому такая постановка вопроса покажется странной: ведь все мы грамотны! Однако факты показывают, что этого мало. Недостаточно быть грамотным — нужно по-настоящему уметь читать серьезные труды.

Однажды мы провели анкетный опрос участников областной научной конференции с целью выяснить, что читают товарищи врачи. В числе других (были предложены и такие вопросы:

1) какие статьи в медицинской периодике последних месяцев вам особенно понравились?

2) какие книги и учебники по специальности вы больше всего любите и считаете настольными руководствами в работе?

Участниками конференции (в основном работниками периферийных лечебных учреждений) было заполнено 103 анкеты. Что же показало их изучение? На первый вопрос фактически никто не ответил: большинство товарищей делали прочерк, единицы — ограничились общими фразами «затрудняюсь ответить», «все, интересующие меня» и т. п. На второй вопрос тоже ничего не ответили более трех четвертей опрошенных, остальные указывали обычные учебники и руководства; и только в двух анкетах наметился какой-то отход от школьного стандарта. Что и говорить, очень грустная картина! Притом особенно грустная, если учесть, что громадное большинство заполнявших анкету в соответствующих графах отметили, что выписывают научно-медицинские журналы, регулярно их читают, покупают книжные новинки и т. д. Так почему же ничего из прочитанного не привлекло внимания, не запомнилось, не полюбилось по-настоящему? Только потому, что мы не приучаемся к серьезному чтению, читаем бегло, поверхностно, малокритично.

Известно, что И. П. Павлов обладал огромными знаниями и феноменальной памятью. Но до последних дней он не прекращал учиться, много и систематически читал. Как пишет в своих воспоминаниях Л. А. Андреев, один из ближайших сотрудников Павлова, у великого учёного «в строгом распорядке рабочего дня чтению журналов и книг было отведено свое время. Читал он медленно— перечитывал одну и ту же статью или книгу 2— 3 раза. При чтении он часто волновался, когда встречал голословное утверждение или непроверенные факты; спорил и горячо защищался, когда критика касалась его работ, и, наконец, радовался и торжествовал, если его факты подтверждались другими исследователями».

Только такое активное чтение является плодотворным, только к такому чтению нужно приучать себя смолоду.

В наши дни печатная продукция по любому вопросу достигла необъятных размеров. Всю ее освоить невозможно. Но и разобраться в этом море книг, журнальных статей и сообщений очень трудно. Еще труднее среди десятков и сотен обычных научных работ выявить особенно ценные, изобилующие глубокими мыслями и проверенными фактами. И потому, пока будет приобретено умение самостоятельно и надлежащим образом отбирать литературный материал для серьезною изучения, следует отдавать предпочтение книгам, высокая научная ценность которых уже получила признание. А таких книг немало среди произведений советских и зарубежных ученых. Не говоря уже о вышедших в последние годы многотомных руководствах по различным разделам медицины и отдельных выдающихся монографиях ныне здравствующих авторов, достаточно назвать хотя бы «Этюды желудочной хирургии» С. С. Юдина, «Желчные камни и хирургия желчных путей» С. П. Федорова, замечательные руководства по внутренним болезням Г. Ф. Ланга, А. Л. Мясникова, «Клиническая гематология» И. А. Кассирского и Г. А. Алексеева и т. д. Огромный познавательный и воспитательный интерес для всякого врача представляют произведения корифеев отечественной медицины: клинические лекции С. П. Боткина, Г. А. Захарьина, руководство по детским болезням замечательного педиатра Н. Ф. Филатова, «Маточные кровотечения» одного из основоположников отечественной гинекологии В. Ф. Снегирева, «К физическому исследованию желудочно-кишечного канала и сердца» В. П. Образцова и др.

Большую роль в самовоспитании врача имеет знакомство с литературой общемедицинского характера. Такие книги, как «Этюды оптимизма» И. И. Мечникова, «Дневник старого врача» Н. И. Пирогова, «Размышления хирурга» С. С. Юдина, «Драматическая медицина» известного австрийского историка медицины Гуго Глязе-ра, автобиографические записки И. М. Сеченова, «Пережитое и передуманное студентом, врачом и профессором» А. Сталя (псевдоним профессора А. С. Таубера), целый ряд книг из серии «Выдающиеся деятели отечественной медицины». Чтение книг такого рода помогает врачу понять всю значимость научных исканий и все величие и трудности честного научного подвита».^*

^*(Мы подчеркиваем слово «честный». К сожалению, история медицины знает случаи и нечестного отношения к научной работе: подтасовку цифровых показателей, занижение процента смертности, предвзятое толкование экспериментальных данных, плагиат и пр. В отношении последнего молодому ученому нужно быть особенно щепетильным, помня, что слово «плагиат» значит «литературная кража». Поэтому, приводя отдельные выдержки из чужих работ, излагая мысли других авторов, используя чужие рисунки, схемы и т. д., необходимо указывать, откуда они взяты.)

Значительно расширяет научный кругозор врача и более углубленное изучение истории медицины. В ряде случаев достаточная осведомленность в этой области может уберечь молодого исследователя от открытия давно открытых истин и помочь постигнуть глубокий смысл старых изречений, гласящих, что новое нередко является хорошо забытым старым и что «история медицины во многих случаях есть история заблуждений».

B связи с колоссальным ростом в наши дни научно-литературной продукции ученые все чаще вынуждены пользоваться различного рода библиографическими справочниками, обзорами, реферативными обозрениями, в которых кратко изложена суть отдельных работ по тому или другому вопросу. Конечно, все эти рефераты как справочный, «информационный» материал в повседневной научной работе приносят определенную пользу. Но в самовоспитании врача, расширении его кругозора они не могут играть большой роли. Мы были буквально обрадованы, когда случайно в одной из статей Б. Д. Петрова прочли о том, что эта мысль была отчетливо сформулирована еще в, конце прошлого столетия С. П. Боткиным. Наш знаменитый ученый-терапевт требовал, чтобы врачи и научные работники много читали. В редактируемых им периодических изданиях он не терпел рефератов. «В рефератах мы видим одно из условий, задерживающих развитие врача. Врач обрекает себя на чтение почти исключительно одних выводов из различных исследований и работ. Необходимо читать работы в оригинале».^*

^*(Б. Д. Петров. Научный подвиг. —« Медицинский работник» 1957, №5.)

Из всего вышесказанного следует сделать вывод, что начинающему путь в науку молодому медику нужно настойчиво рекомендовать читать хорошие книги в подлиннике. Лишь так можно постигнуть вою глубину их содержания, обогатиться не только фактическими данными, но и плодотворными, открывающими широкие перспективы мыслями и идеями. А пытаться это делать с чужих слов — значит уподобиться тем представителям молодежи, которые думают, что можно постичь всю глубину «Войны и мира» или «Анны Карениной», просмотрев одноименные фильмы.

Хорошие книги надо любить, беречь. Они нужны врачу не только в часы обычной работы, но и в минуты сомнений, тяжелой борьбы и волнений за больных. И если в эти моменты ему удается на страницах книг найти указания и советы, внушающие уверенность и надежду, то он будет считать эти книги своими лучшими наставниками, надежными друзьями.

Осваивая навыки работы над литературными источниками, необходимо приучить себя тщательно конспектировать прочитанное. Следует помнить, что ценность хорошей книги определяется не только непосредственным богатством ее содержания, но и тем, рождает ли она у читателя новые мысли, личные соображения. Поэтому весьма важно записывать также и свои мысли и соображения. Это поможет выработать критическое отношение к прочитанному, избавит от излишнего, в ряде случаев неоправданного, преклонения перед «авторитетами». В науке нужно всемерно стремиться составить обо всем свое собственное, глубоко продуманное мнение.

Замечательным примером углубленно-критического изучения литературных источников могут служить «Философские тетради» В. И. Ленина — черновые записи, сделанные им в процессе работы над известной книгой «Материализм и эмпириокритицизм».

Говоря о навыках работы со специальной литературой, нельзя не упомянуть и о знании иностранных языков. Даже многие научные работники не могут свободно читать специальную литературу на иностранном языке. Нужно шире пользоваться возможностями, которые дает институт, постараться за время учебы овладеть хотя бы одним из распространенных европейских языков. Незнание иностранных языков не к лицу передовому советскому врачу.

Чрезвычайно важное значение в ряду главнейших навыков, необходимых молодому ученому, имеет овладение современной методикой научных исследований. По этому поводу И. П. Павлов писал: «Наука движется толчками, взависимюсти от успехов, делаемых методикой, с каждым шагом методики мы как бы поднимаемся ступенью выше, с которой нам открывается более широкий горизонт, с невидимыми раньше предметами».^*

^*(И. П. Павлов. Лекции о работе главных пищеварительных желез. М., Гиз, 1924, с. 15.)

Bo время учебы в институте каждый студент-медик имеет возможность теоретически и практически познакомиться с новейшими методами физиологических, патоанатомических, лабораторных и прочих исследований не только на теоретических кафедрах и в клиниках, но и в научных студенческих кружках и обществах. Активное участие в них позволяет основательно овладеть сложной современной методикой научно-исследовательской работы— сделать первый шаг на пути в большую науку.

Занятия в научных кружках в ряде случаев связаны с непосредственным участием в экспериментальных работах, в том числе и на животных. Использовать этот чрезвычайно важный и ценный метод научного исследования надлежит очень серьезно и осмотрительно. Нельзя забывать, что экспериментальные животные — живые существа. Лишать их жизни, доставлять им жестокие страдания допустимо лишь по строго мотивированным соображениям научно-исследовательского или дидактического характера.

Не мешает напомнить, что в некоторых странах эксперименты на животных регламентированы в законодательном порядке. Так, например, в Англии еще в 1876 году выработано положение о производстве вивисекций, согласно которому они допускаются только под строгим контролем, при наличии соответствующего помещения и оборудования, при условии квалифицированного выполнения оперативных вмешательств, обязательного обезболивания животных, обеспечения надлежащего ухода за ними и т. д. Запрещены опыты на животных для доказательства уже установленных фактов и положений. В наше время вопрос о регламентации экспериментов на животных поднимает и медицинская печать некоторых социалистических стран, например, Польской Народной Республики (статья профессора Ю. Валевски в журнале «Польский врачебный еженедельник», 1959, № 40).

Весьма примечательны мысли по этому вопросу Н. И. Пирогова, который в своем «Дневнике старого врача» писал: «Приехав в Дерпт без всякой подготовки к экспериментальным научным занятиям, я бросился очертя голову экспериментировать и, конечно, был жестоким без нужды и без пользы; и .воспоминание мое теперь отравляет еще более то, что, причинив тяжкие муки многим живым существам, я часто не достигал ничего другого, кроме отрицательного результата, т. е. не нашел того, что искал...»

Легкомыслие, кустарничество при проведении экспериментов на животных, в частности на собаках, недопустимы. Все должно осуществляться по строго обоснованному плану, на достаточно высоком техническом уровне (квалифицированное выполнение вмешательств, обязательное обезболивание животных при проведении «острых» экспериментов, обеспечение надлежащего ухода за ними и пр.), т. е. так, как это принято во всех наших ведущих научно-исследовательских учреждениях.

Резким диссонансом ко всему вышесказанному является поистине потрясающий случай, приведенный профессором К. А. Смирновой в ее статье «С точки зрения психиатра» («Природа», 1975, № 1). «...Нам прислана фотография, на которой изображены две студентки 3 курса одного из медицинских вузов. Студентки хохочут над умирающей собакой, вышедшей из наркоза с выпавшими внутренностями». В статье не указано, как реагировали на такое поведение студенток администрация и общественность соответствующего института. Но нам известно, что десятка три лет тому назад был исключен из одного мединститута студент, который из глупого озорства вставил папиросу в рот трупа, лежавшего в секционном зале. И поделом! Не должно быть места в рядах медицинских работников людям, цинично насмехающимся над страданиями любого живого существа или превращающих в комедию великую трагедию— смерть человека.

Чрезвычайно важное значение в исследовательской работе имеет документация. Только базируясь на подробных, тщательных записях в журналах наблюдений, протоколах опытов, историях болезни, актах патоанато-мических вскрытий, хорошо выполненных рентгенограммах и гистологических препаратах, можно строить достаточно достоверные выводы. К величайшей аккуратности нужно приучать себя со студенческой скамьи.

Прекрасные примеры такой пунктуальности дают нам замечательные ученые С. П. Федоров и С. И. Спасокукоцкий. Один из выдающихся учеников первого из них И. М. Тальман писал, что начиная с 1910 года С. П.Федоров брал домой на несколько дней все истории болезни закончивших лечение по поводу заболеваний почек и желчных путей.

Записи из этих историй болезней, краткие, но содержащие основные данные, он заносил в толстую клеенчатую тетрадь. Это 'были не только клинические данные, но и описание операций, результатов гистологических или секционных исследований, а также отдаленных результатов, определяемых по повторным поступлениям или из писем больных. Подобных тетрадей^* С. П. Федоров оставил 16, причем с 1920 года записи становились все более полными. Что касается С. И. Спасокукоцкого, то интересные данные о его добросовестности и аккуратности в документации приводил академик А. Н. Бакулев. Характеризуя систему операционных записей в клинике своего учителя и отмечая, что описание операции в протокольных тетрадях обязан был делать оперировавший хирург, А. Н. Бакулев писал: «За выполнением этого правила С. И. Спасокукоцкий следил лично и неуклонно, несоблюдение его (опоздание с записью, ее небрежность или неточность) вело к лишению права оперировать. Сам Сергей Иванович был образцом аккуратности и усердия — его записи делались всегда своевременно, по свежей памяти, отличались полнотой, исчерпывающе характеризовали особенности случая и все перипетии операции. Стиль записи С. И. Спасокукоцкого очень своеобразен. Он отличается большой образностью, сочностью языка и далек от принятого научно-литературного стандарта».^**

^*(См.: А. Я Пытель, С. Д. Голигорскйй. С. П. Федоров как уролог. — «Хирургия», 1969, № 8.)

^**(А. Н. Бакулев. Клинические очерки оперативной хирургии, М„ Медгиз, 1952, с. 7—8.)

Результаты работы молодых врачей или участников студенческих научных кружков обычно оформляются в виде докладов, обзорных рефератов, отдельных статей. Чтение и обсуждение их в своих коллективах или перед более широкой аудиторией, а также публикация в печати, оказываются весьма полезными. Они приучают к публичным выступлениям, вырабатывают навыки свободно и убедительно излагать свои мысли. И нужно признать, что в этом отношении наша молодежь достигла определенных успехов. Это показывают уже ставшие традиционными научные конференции молодых ученых, всесоюзные и республиканские смотры работ студенческих научных обществ.

Нельзя преуменьшать значение такой работы для самовоспитания врачей. Она будет тем увлекательней и эффективней, чем более проявлено в ней активности, научной пытливости и самостоятельности.

• Включаясь в исследовательскую работу, никогда не следует забывать, что даже самый скромный научный доклад, реферат или статья могут иметь какую-либо объективную ценность и представлять интерес только в том случае,
• если тема работы не навязана автору, а живо его интересует, соответствует его внутренним интересам, которые должны быть чисты и бескорыстны, т. е. связаны исключительно с желанием что-то изучить, выяснить, объяснить: «Радость работы в самой работе!»;
• когда разработка темы основана на собственных, пусть немногочисленных, но хорошо документированных наблюдениях, опытах, исследованиях. Об этом убедительно писал Рене Лериш: «Работа на чужом материале ничего не стоит. Она позволяет приводить статистику, и то еще ценность ее относительная. Такая работа мало вдохновляет»;
• когда все это изложено четко, ясно, вразумительно, так, «чтобы словам было тесно, а мыслям — просторно» (Некрасов).

Такого рода научная работа полезна и необходима каждому медику. Она способствует повышению его квалификации, самоутверждению как специалиста.

Гораздо более жесткие требования предъявляет жизнь к тем из нас, кто решается посвятить свою жизнь серьезной научно-исследовательской (а также преподавательской) работе. Здесь прежде всего требуется призвание, непреодолимое влечение и любовь к науке, к своей специальности. Затем искреннее желание и умение самоотверженно, напряженно трудиться, не пренебрегая самой трудной, «черной» работой. «Преуспевает в науке тот, кто трудится ежедневно и в одном направлении» (В. Н. Шевкуненко); и, наконец, внутренняя собранность, организованность, умение с максимальной пользой использовать свое время и возможности. «...Научный работник должен обдумывать свою работу, читать, учиться и отдыхать» (из афоризмов академика П. Л. Капицы).

Знаменитый английский писатель Чарльз Диккенс в одном из своих частных писем указывал: «...Я сохраняю способность к творчеству лишь при строжайшем соблюдении главного условия: подчинять этому творчеству всю свою жизнь, отдаваться ему всецело, выполнять малейшие его требования ко мне, отметая в течение целых месяцев все, что мешает работе»^*. И нужно с огромным удовлетворением отметить, что история медицины хранит очень много имен выдающихся врачей-ученых, вся жизнь которых была полностью отдана науке, самозабвенному, нередко буквально подвижническому труду на благо страждущим людям. Многие из числа таких ученых даже не представляли себе, как можно жить вне мира науки, лишиться возможности что-то творить, выяснять, утверждать. Ведь именно по этой причине трагически прервалась жизнь прославленного немецкого гигиениста Макса Петтенкофера (1818—1901). Он покончил с собой в возрасте 83 лет, потеряв в старости возможность продолжать свои многолетние научные исследования. Примечательно, что даже такой жизнелюб, как А. М. Горький, нашел оправдание этому поступку: «...человек имеет право уйти из жизни ранее положенного природой срока ... если он утратил работоспособность, а в работе для него заключен весь смысл жизни и все наслаждение ее».^**

^*(Из письма Ч. Диккенса М. Винтер 3/IV 1855 т. Собр. соч.. т. 30, М., «Художественная литература», 1963, с. 28.)

^**(М. Горький. Публицистические статьи. Л., Огиз, 1933, с. 113.)

Чудесные примеры такого самозабвенного «горения в науке» являют многие и многие представители мировой и нашей отечественной медицины. Ранее мы уже упоминали о профессоре В. А. Оппеле, который в ожидании тяжелой операции — резекции верхней челюсти с энуклеацией глаза приучал себя оперировать и вести научную и лечебную работу при наличии только одного глаза. Точно так же известный своими трудами по восстановительной хирургии профессор Н. А. Богораз (1874—1952), лишившись в 1920 году в результате уличной травмы обеих нижних конечностей, на протезах продолжал много лет вести активнейшую научную и педагогическую работу.

Неутомимый труженик профессор Н. М. Волкович (1858—1928), преодолевая жестокие боли (метастаз в позвоночник рака простаты), буквально накануне смерти принимал участие в выработке повестки дня очередного заседания хирургического общества.

Весьма поучительна в этой связи жизнь известного швейцарского хирурга Т. Кохера. Как писал о нем его ученик профессор Гарре, «в своей жизни Кохер не хотел знать ничего, кроме медицины и своей хирургии. Никакие посторонние интересы, спорт, развлечения не интересовали его. Его жизнь была непрерывным трудом. Всякая оперативная или теоретическая проблема должна была им основательно, логически, практически, экспериментально проработана и поставлена на твердую основу, связана с новейшими достижениями естествознания, а также внутренней медицины, патологической анатомии, бактериологии и другими смежными ответвлениями нашей специальности».^* Кохер беззаветно трудился до конца жизни: за три дня до смерти он сделал свою последнюю операцию — трудную лапаротомию.

^*(Garrе. Deutsche Medizinische Wochenschrift, 1917, N 35, с. 1111—1112.)

Известно, с каким ужасом относился наш прославленный терапевт Сергей Петрович Боткин к самой мысли о возможности прекращения научно-преподаватель-ской работы. Он упорно отвергал советы врачей обратить внимание на состояние своего сердца; при появлении приступов грудной жабы доказывал, что это очередной припадок печеночной колики. Когда, за два года до смерти, его друг доктор Белоголовый посоветовал ему прекратить на год занятия, Боткин «...даже побледнел, замахал решительно руками и, задыхаясь от волнения, вскрикнул: «Ну как ты можешь подать мне такой совет? Да разве ты не понимаешь, что клиника —все для меня и без нее я жить не могу? Я тогда совсем пропащий человек!».^*

^*(Н. Нилов, Е. Белов. Боткин, М., «Молодая гвардия», 1966.)

Те же самые тревоги переживал и замечательный уральский ученый, руководитель клиники глазных болезней Пермского мединститута профессор Павел Иванович Чистяков (1867—1959). Как пишут его биографы, заметив первые признаки ослабления рабочего тонуса, «...он не боялся выйти на пенсию. Боялся замкнуться в узком кругу интересов собственной личности, без родного дела, которому отдана вся жизнь. Если и уйти на пенсию, дать дорогу молодым, то обязательно остаться консультантом, пусть внештатным, бесплатным». Желание его исполнилось: до конца своих дней он жил интересами любимой науки, читал лекции, оперировал. И уже в предсмертном бреду губы его невнятно шептали: «Испробуйте все — фотоэлементы, радио, электротехнику. Мы в большом долгу перед слепыми... Человек должен видеть. В наше время не должно быть слепых...».^*

^*(В. С. Бабушкин. Профессор П. И. Чистяков (Серия «Замечательные люди Прикамья»). Пермь, Кн. изд-во, 1967.)

Заканчивая этот краткий перечень отдельных деятелей медицины, отдавших все свои силы служению науке, считаем необходимым остановиться более подробно еще на жизненном, поистине подвижническом пути замечательного советского ученого, профессора Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова Виктора Николаевича Шевкуненко (1872—1952). Жизнь и деятельность его ярко освещена в очень интересной и поучительной книге профессора Е. М. Маргарина (к сожалению, изданной непозволительно малым тиражом—1300 экземпляров). Книгу эту прямо обязан прочесть и глубоко осмыслить не только всякий врач, чувствующий влечение к научной работе, но и преподаватель, воспитывающий нашу врачебную смену.^*

^*(Ом.: Е. А. Маргорин, В. Н. Шевкуненко. Л., «Медицина», 1963.)

В. Н. Шевкуненко занимает почетное место в истории советской медицины в первую очередь как создатель оригинального материалистического учения об индивидуальной и возрастной изменчивости органов и систем человека. На углубленную разработку этой проблемы в продолжение почти 40 лет были направлены усилия коллектива кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии ВМА.^*

^*(С 1929 года В. Н. Шевкуненко более десяти лет руководил подобной кафедрой и в Центральном институте усовершенствования врачей им. В. И. Ленина, где также проводились исследования по этой тематике.)

Новизна и актуальность тематики, высокий авторитет руководителя, целеустремленная, активная атмосфера, царившая на кафедре, привлекали к работе на ней не только штатных работников, но и многочисленных «добровольцев». Число штатных и внештатных сотрудников, работавших под руководством В. Н. Шевкуненко, значительно превысило 250. И результаты их самоотверженного труда поистине блестящи: свыше 400 научных работ, более 70 защищенных диссертаций, в том числе 30 с лишним докторских, многочисленные, привлекающие общее внимание доклады на съездах хирургов и анатомов, а также заседаниях научных обществ, целый ряд прекрасных руководств по оперативной хирургии и прикладной анатомии, в том числе классический трехтомный «Курс оперативной хирургии с анатомо-топографическими данными». Целая плеяда выдающихся хирургов-ученых, воспитанных в школе В. Н. Шевкуненко,— вот поистине нерукотворный памятник руководителю этой школы.

О душевных качествах замечательного ученого позволим себе рассказать словами профессора Е. М. Маргорина:

«Он принадлежал к исследователям, отдающим себя науке целиком. Мысли [Преследовали его повсюду. Записи на обрывке газеты, на клочке подвернувшейся бумаги свидетельствовали, что мысль застала его на совещании, на улице, в поезде... Идея настолько поглощала его, что он временами как бы замыкался в себе... Желание побыть наедине с собой было естественным стремлением его ищущей натуры, склонной к философским обобщениям. С годами это проявлялось все более. Он стал сторониться шумного общества, почти не ходил в театр, избегал совещаний... Пожилой профессор оставил обжитую городскую квартиру и в 1926 г. переехал в поселок Лахта под Ленинградом, где снял две небольшие комнаты. Вблизи спокойных просторов Финского залива (а море он любил с детства) ничто не рассеивало, не отвлекало внимания.

...Враг всяких излишеств, он ограничил себя более чем скромным, почти спартанским образом жизни. Простая кровать, стол, стулья да полка с книгами — вот все убранство его комнаты.

Жил он полузатворнически, из года в года совершая один и тот же маршрут: Лахта — кафедра, кафедра — Лахта... От привычного порядка отступал лишь в дни своих докладов и совершенно обязательных совещаний.

Думаешь о Викторе Николаевиче и задаешься вопросом: почему удалось ему создать такую плодотворную школу, что притягивало к нему молодые умы? Ответ прост: оригинальность научной мысли и доброе отношение к людям... За внешней сдержанностью, бесстрастием скрывалась отзывчивая душа. «Мы живем не столько для себя, сколько для других»,— говорил он.

Особенно отзывчив был к людям в беде. Но чуткость его не походила на жалость. Он не успокаивал, а укреплял силу человеческого духа, не утешал, а убеждал, что горе надо перебороть...

Не многим известно, что Виктор Николаевич до конца своих дней не оставлял врачебной практики и лично вел прием больных. После него остались тетради с десятками тысяч фамилий пациентов, последнего из которых он принял 17 мая 1952 года... Каждому он стремился помочь, хлопотал об устройстве в клинику, доставал редкие лекарству. Жители поселка Лахта хорошо знали дом старого врача и не раз видели его идущего ночью к тяжелобольному; знали они также, что профессор делал это всегда безвозмездно...

...Виктор Николаевич отличался завидным здоровьем, выглядел намного моложе своих лет, почти не болел. Тем неожиданнее и тяжелее был для него удар — заболевание глаукомой. В один из дней сентября 1940 года у него внезапно развился приступ болезни, и с тех пор год за годом он стал терять зрение.

В конце 1949 г. наступила полная слепота. Она явилась тяжким испытанием для Виктора Николаевича, но и тогда он не сетовал на судьбу и несчастье переносил с поразительной выдержкой. Чем труднее ему становилось, тем сильнее сопротивлялась его воля. Когда он не смог самостоятельно ориентироваться на кафедре, то попросил протянуть шнуры на лестнице и в своем кабинете, чтобы ходить без посторонней помощи. Тихой печалью веяло от его согбенной фигуры, невыразимо тяжело было смотреть на его невидящие глаза...

Виктор Николаевич боролся за жизнь и всячески стремился поддерживать свой уклад рабочего дня. Он по-прежнему продолжал ежедневно приезжать на кафедру, интересовался научными исследованиями, диктовал ответы на письма, вел прием больных... Но как ни сопротивлялась могучая воля Виктора Николаевича, годы и болезнь брали свое...».^*

^*(Е. А. Маргорин. Указ. соч., с. 87—94.)

В. Н. Шевкуненко скончался 3 июля 1952 года.

Мы привели здесь только некоторые данные о жизни и научной деятельности отдельных выдающихся ученых-медиков. Чем объясняется успех их научных поисков? Чему может научить их нередко с величайшим трудом накопленный опыт?

Ответы на эти вопросы, конечно,могут быть разные — в зависимости от возраста, духовного склада, широты кругозора, особенностей воспитания опрашивающих. Но одному учит пример такого рода людей молодых медиков, желающих целиком посвятить свою жизнь научной деятельности: как бы Вы хорошо ни учились в мединституте, как бы усердию ни работали в лабораториях и клиниках, какими бы удачными ни были первые научные доклады или статьи—будьте скромны, расценивайте эти успехи правильно, как первый научный опыт. Не мните себя учеными преждевременно: это может сбить с правильного пути. Не воображайте себя ими и позже, когда вам посчастливится выйти на более широкую научную дорогу. Не забывайте, что, даже имея научную степень, можно оказаться пустоцветом и, даже нося высокое научное звание, не быть настоящим ученым.

Большая наука— это настойчивый труд, бескорыстные поиски истины, неустанное горение. И, как говорил Маркс, «только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам». Слабым духом, карьеристам, лентяям лучше по этим тропам не пускаться!

уаз cargo бортовой