I. Наедине с собой

 В конце концов каждый остается один; 
 и вот тут-то и важно, кто этот один. 

     Из старого философского трактата 

 Каждый человек  обладает двояким воспитанием: 
 одним, которое получает от кого-то, и другим, 
 более важным, которым обязан самому себе. 

                     Эдуард Гиббон (1737-1794)

О. Роден. «МЫСЛИТЕЛЬ» (фрагмент)

Жизнь современного человека проходит во все более нарастающем темпе. Работа, общественная деятельность, чтение, бытовые заботы, спорт... Все это настолько плотно заполняет дни, что фактически почти не остается времени на то, чтобы приостановиться, сосредоточиться, спокойно подумать.

Особенно трудно в этом отношении врачу. Ведь ему, кроме собственных забот и переживаний, приходится нести тяжесть тревог и страданий людей, нуждающихся в его помощи. Неудивительно поэтому, что многие врачи только на склоне своих лет с грустью начинают вспоминать старую французскую строфу:

 Si la jeunesse savait, 
 Si la vieillesse pouvait... 

 (О если бы молодость знала, 
 если бы старость могла...)

Да, если бы молодость знала... если бы она лучше отдавала себе отчет в трудности избранного пути!

Нужно думать. Думать обо всем, что наблюдаешь, слышишь, изучаешь. Настойчиво думать о своей будущей деятельности.

Конечно, еще и теперь встречаются люди, которые не затрудняют себя «бесплодными» размышлениями, для которых весь смысл существования заключается в обеспечении интересов своего собственного маленького «я». Обычно они лишены широких интересов, безразличны к высоким целям избираемой профессии и, что хуже всего, равнодушны к другим людям. Большое счастье, что их сравнительно редко привлекает наша профессия: она кажется им слишком хлопотливой и «невыгодной».

Равнодушие к людям и их страданиям — качество не совместимое с благородной профессией врача. Это, пожалуй, единственный недостаток, который нельзя исправить обычными приемами воспитания. Все же прочие можно преодолеть, а нужные врачу положительные качества выработать, если будут искреннее желание и необходимая настойчивость. И если уже на студенческой скамье начать думать об этом.

Подобного рода «думание», собственно говоря, и составляет основу сложной внутренней («наедине с собой») работы по самовоспитанию. Трудна эта работа, на ее нужно выполнять каждому советскому специалисту, который по-настоящему любит свое дело, увлечен им. Непревзойденным в этом отношении примером для всех нас является тот поистине титанический труд самотренировки и 'Самовоспитания, который приходится выполнять нашим героям космоса. Их примером нужно не только восхищаться, но и по мере сил ему следовать.

Одним из главнейших условий, от которых в значительной степени зависит успех всей работы по самовоспитанию врача, является максимальная самокритичность. Только выработавший ее обретает способность видеть себя как бы со стороны, объективно оценивать свои способности и возможности, беспрестанно подмечать, осуждать и исправлять на ходу каждый свой недостойный поступок, неправильную мысль, недочет поведения. Восточная мудрость гласит, что истинный друг не тот, кто нас хвалит, а тот, кто нас заслуженно порицает. Стать таким нелицеприятным другом, а вместе с тем и суровым судьей самого себя — это большое достижение в деле самовоспитания.

Не меньшее значение в формировании врача имеет выработка устойчивой привычки и любви к систематическому, упорному труду. Врачебная работа очень трудоемка, и, чтобы добиться успеха, нельзя ограничивать ее строго отмеренным временем «от и до». Работе нужно отдавать себя всего, руководствуясь старинным правилом: «То, что нужно сделать в будущем, сделай сегодня, а то, что нужно сделать сегодня,— сделай сейчас».

Поучительные примеры самозабвенного трудолюбия являет нам жизнь целого ряда лучших представителей нашей профессии. Таких, как основатель и первый президент Академии медицинских наук СССР и главный хирург Советской Армии в годы войны Н. Н. Бурденко^*, крупный невропатолог, автор свыше 600 научных работ В. М.. Бехтерев, известный патофизиолог академик А. А. Богомолец, замечательные ученые Н. Н. Петров, А. В. Вишневский, В. Н. Розанов, А. Н. Бакулев. Известный ленинградский хирург Иван Иванович Греков, уже будучи в преклонном возрасте, на вопросы о том, когда же он отдыхает, неизменно отвечал: «В работе отдыхаю, в труде черпаю силенки...»

^*(Уже будучи тяжело больным, Николай Нилович говорил: «Если сдают физические силы, должна выручать сила нравственная. Если у тебя на руке останется только один палец, не сдавайся и работай. Действуй с той же энергией, как если бы у тебя были целы все пальцы (см.: С. М. Багдасартян. Н. Н. Бурденко в годы Великой Отечественной войны. — «Советская медицина», 1948, №11).)

Исключительной работоспособностью и трудолюбием обладал и талантливый советский хирург Сергей Сергеевич Юдин. Весьма характерны в этом отношении его воспоминания, относящиеся к первым годам врачебной деятельности («Захарьино», 1920 год):

«В июньские короткие ночи... я добросовестно сидел за книгами с 10 вечера до 3 утра. Но уже в июле... я засиживался все ночи за чтением медицинских книг, а когда голова начинала работать хуже, то брался за перевод с немецкого, дабы выучить получше язык, в котором я знал лишь разговорную речь по гимназическому курсу и по трехмесячной моей ссылке в Ригу в 1905 году.

Мне надо было заново выучивать всю специальную медицинскую и хирургическую терминологию на немецком языке. Я пользовался двухтомным немецко-русским словарем Павловского и с его помощью перевел всю книгу Барденгауэра о лечении переломов лейкопластырным вытяжением. Работа была большая, ибо книга была страниц болыше четырехсот. Литературная отделка не была достаточной, зато немецкий язык я изучил так, что с тех пор хирургические книги и журналы на немецком языке я читаю, как по-русски или французски. Этого я добился в течение 3—4 летних месяцев...»

Нельзя здесь не вспомнить и Н. И. Пирогова, который еще «в период подготовки к профессорскому званию в Дерпте с таким рвением отдавался изучению хирургической анатомии и производству операций на трупах и животных, что однажды, пораженный своим неистовством, воскликнул: «Ведь так, пожалуй, легко зарезать и человека!..» А заняв кафедру в Военно-медицинской академии и ежедневно посвящая 8—9 часов интенсивной работе в клинике, он до (поздней ночи месяцами трудился в холодном, неблагоустроенном помещении морга (бывшей бане) 2-го Военно-сухопутного госпиталя, проводя свои классические исследования по «ледяной» и «скульптурной» топографической анатомии.^*

^*(За 14 лет работы в Военно-медицинской академии Н. И. Пирогов лично сделал около одиннадцати тысяч вскрытий, в том числе 800 трутов людей, умерших от холеры. За год с небольшим пребывания Пирогова в Крыму во время осады Севастополя (1854—1856) было произведено 5000 ампутаций, причем только 400 без его непосредственного участия. (См.: В. И. Колесов. Страницы из истории отечественной хирургии. М, изд. АМН, 1953).)

Совершенно исключительным примером трудового подвига может служить жизнь старейшего советского ученого-гельминтолога академика Константина Ивановича Скрябина, девяностолетие со дня рождения которого было отмечено в 1969 году. Автор огромного количества капитальных научных работ, глава крупнейшей в мире научной школы, воспитавшей 116 докторов и 800 кандидатов наук, с полным основанием имел право писать: «Я убежден, что человек может быть по-настоящему счастлив только тогда, когда любит свою специальность, увлечен работой и всей душой предан ей, когда чувствует, что он необходим обществу и его труд приносит пользу людям».^*

^*(К И. Скрябин. Моя жизнь в науке. М., Политиздат, 1969.)

Конечно, все перечисленные здесь деятели являются не только великими тружениками, но и высокоталантливыми людьми. Но никогда не нужно забывать, что талант без труда — ничто. И, объективно рассуждая, следует признать, что труженик средних способностей приносит обычно больше пользы, чем талантливый лентяй.

Какие качества специфически врачебного характера должен всячески развивать в себе и постоянно совершенствовать будущий врач? Главнейшими из них можно считать: сознание величайшей ответственности, наблюдательность, любовь к своей профессии, мужество и решительность, оптимизм.

Ответственность за свои действия, за свою работу — качество, обязательное для любой профессии. Но в деятельности врача она приобретает особый характер. Зависит это от того, что ни одна профессия не имеет такого близкого, конкретного, так сказать повседневного, отношения к самому важному и сокровенному для человека: его Жизни и Смерти. Вследствие этого врачебная ответственность становится не только наиболее высокой и почетной, но и наиболее тяжелой.

Врачу вверяется самое драгоценное — жизнь, здоровье и благополучие людей. Он несет ответственность не только перед отдельным больным, его близкими, его коллективом, но и перед обществом в целом, перед государством. Поэтому всякий врач, тем более советский, не имеет права быть безответственным.

К глубокому сожалению, еще и теперь не race представители нашей профессии полностью осознают эту истину. Встречаются до сих пор случаи небрежного отношения к своим обязанностям, стремление снять с себя ответственность за тяжелобольного, найти предлог, чтобы передать его другому («специалисту») и т.д. Все эти явления недопустимы. Всякий врач, к которому обратился больной, обязан сделать все возможное для того, чтобы нуждающемуся в помощи она была оказана в самые сжатые сроки и на высоком профессиональном уровне. И сделано это должно быть с полным забвением личных интересов и соображений. Интересы больного превыше всего.

В одном из своих писем А. П. Чехов отмечал, что «у врачей бывают отвратительные дни и часы, не дай бог никому этого». Такие «дни и часы» — неизбежный спутник врача. Только ему одному знакомы бессонные ночи с навязчивыми думами о судьбах доверенных его попечению тяжелых больных. Только он один знает всю горечь упреков, которые сам себе посылает, когда допущены какая-нибудь оплошность, недосмотр или трагическая ошибка. До конца жизни упрекал себя С. С. Юдин в смерти тридцатилетней жены агронома, у которой он в дни своей врачебной молодости не распознал хронической непроходимости кишечника и назначил слабительное. Точно так же и замечательный диагност профессор С. П. Боткин не мог простить себе, что из-за отсутствия каких-либо объективных данных не поверил жалобам на упорные головные боли юноши-фельдшера, вновь поступившего в клинику после выздоровления от брюшного тифа. Юноша был выписан с пометкой в истории болезни «симуляция», а на следующий день умер. При вскрытии был обнаружен абсцесс мозга.^*

^*(В этой связи небесполезно напомнить молодым медикам афоризм автора известной монографии о грыжах живота А. П. Крымова: «Количество симулянтов у врача обратно пропорционально его познаниям» (т. е. чем меньше врач понимает, тем больше он находит «симулянтов»).)

История отечественной медицины знает случаи, когда тяжелые переживания, вызванные обостренным чувством врачебной ответственности за ошибку или неудачу, имели трагические последствия и для самого врача. Так, профессор С. П. Коломнин покончил жизнь самоубийством в 1886 году после смерти больной, оперированной им с использованием нового по тому времени метода анестезии (кокаин); популярный саратовский врач-гинеколог 3. В. Васильева прибегла в 1928 году к морфину, не будучи в состоянии пережить смерть своего друга талантливого хирурга Н. В. Алмазовой, которую по ее же просьбе оперировала.

Безусловно, это случаи исключительные, но они показывают, как трудна бывает иногда ответственность врача и сколько нужно сил и самообладания, чтобы не согнуться под ее тяжестью.

Другим качеством, которое должен совершенствовать в себе врач, является наблюдательность. Конечно, речь идет не об обычной обывательской наблюдательности, а о пытливой профессионально-врачебной наблюдательности, позволяющей увидеть, запомнить и по-медицински оценить малейшие изменения не только в физическом и психическом состоянии человека, но и в явлениях, происходящих во внешней среде.

Значение такого рода наблюдательности в практической и научной работе врача бесспорно. Не случайно по указанию И. П. Павлова на главном здании биологической станции в Колтушах была сделана надпись: «Наблюдательность, наблюдательность и наблюдательность». И сам гениальный физиолог обладал исключительным даром наблюдения. М. К. Петрова, одна из старейших учениц И. П. Павлова, проработавшая с ним 26 лет, писала: «Во время опытов он был весь внимание и ничто не ускользало от него. От него вообще ничего никогда не ускользало, он все видел. По выражению моего лица он сразу мог определить, что со мной происходит в данную минуту».^*

^*(М. К. Петрова. Из воспоминаний. — К кн.: «Павлов в воспоминаниях современников». Л., «Наука», 1967, с. 181.)

В памяти врачей старшего поколения сохранились рассказы о диагностике «с первого взгляда», примеры буквально чудодейственной быстроты и точности, с которой иногда выдающиеся представители нашей профессии распознавали болезнь даже в самых сложных случаях. Конечно, ни о каких чудесах здесь не было и речи. Были громадный опыт, высокоразвитое клиническое мышление и изощренная, цепкая наблюдательность.

В этой связи решаемся привести еще один пример несколько необычного рода.

Вероятно, многие медики, которым приходилось читать увлекательные рассказы Конан-Дойля о приключениях Шерлока Холмса, обращали внимание на то, что методы расследования преступлений, применявшиеся этим легендарным детективом-любителем, носили определенно врачебный характер. Приписываемым Конан-Дойлем своему герою качествам — исключительной наблюдательности, умению находить, запоминать, правильно оценивать и сопоставлять мельчайшие факты и события и делать из всего этого строго логические выводы — мог бы позавидовать любой врач.

Во время приема больных в клинике Белл иллюстрировал студентам примеры наблюдательности. Он ставил диагнозы раньше, чем больные начинали рассказывать о своих болезнях. По едва заметным приметам он определял профессию человека и пр.

Мы, конечно, далеки от того, чтобы советовать молодым врачам подражать Беллу. Для этого нужно обладать такой исключительной наблюдательностью, какой был одарен Белл, приобрести его знания, умение видеть, анализировать и делать правильные выводы, как он. Но стремление в меру своих способностей и сил выработать такие качества следует всячески приветствовать.

Можно отметить, что по мере «вживания» врача в свою профессию его наблюдательность начинает приобретать до известной степени избирательный характера Мысли и ассоциации, связанные с такого рода наблюдениями, возникают совершенно неожиданно, как бы подсознательно. Проходя по улице, вы пристально взглянули на идущую навстречу красивую девушку. Но что там у нее на шее? Да это зоб!.. Или в театре вы сидите позади какого-то солидного мужчины и замечаете на голове его шишку. А это ведь атерома! И почему он ее не удалит?.. Иногда такие внезапные мысли даже раздражают. Но ничего не поделаешь!

Профессор Ф. Г. Яновский на лекциях всегда напоминал студентам: «Не женитесь на девушках, которые постоянно закрывают шею: обычно таким образом они стараются скрыть следы туберкулезного поражения шейных желез — несчастье это может постигнуть и ваших детей!». Профессор В. К. Высокович часто шутил: «Вы нередко огорчаетесь, что не пользуетесь успехом у женщин. А ведь причина очень простая — плохо следите за зубами и у вас дурно пахнет изо рта».

За последние годы в связи с бурным развитием медицинской техники, внедрением в клинический обиход кибернетики, попытками механизации процесса диагностики в странах буржуазного Запада наблюдается своего рода отрыв врачей от больных, пренебрежение к традиционным методам непосредственного изучения больного человека. Как отмечает в своей книге А. С. Залманов, «изучаются документы, справки, но не осматривается больной...».^*

^*(А. С. 3алманов. Тайная мудрость человеческого организма. М.—Л., «Наука», 1966.)

Такие явления, к сожалению, нередко имеют место и в наших лечебных учреждениях. Врач, вызвав очередного больного и порой даже не взглянув на него, прежде всего погружается в изучение всякого рода лабораторных данных, рентгенологических заключений, отзывов специалистов, совершенно не обращая внимания на самого больного, выражение его лица, манеру держаться, особенности речи.

Подобная практика явно порочна. Для советского врача никакие технические и методологические достижения медицины не должны заслонять главного в больном: живого человека с его индивидуальными физическими и духовными свойствами. И, самым широким образом используя все новейшие методы лабораторной и клинической диагностики, врач обязан входить в непосредственный контакт с больным, научиться пытливым взором смотреть на него, замечать и выявлять такие изменения в его состоянии, которые подчас недоступны самым утонченным и совершенным методам объективного исследования. Наблюдение — процесс творческий. Естественно, что творчески наблюдать аппараты не могут, но зато они прекрасно регистрируют, точно выполняют запрограммированную исследователем работу и таким образом помогают врачу наблюдать. В этом их величайшая ценность.

На протяжении многих столетий врачи при обследовании пациентов пользовались почти исключительно теми возможностями, которые дарованы нам самой природой: зрением, слухом, осязанием, обонянием и вкусом. И получали весьма положительные результаты. Внимательно осматривая больных, они умели видеть многое из того, что мы теперь совсем не замечаем. Осторожно ощупывая поврежденную конечность, они ухитрялись определять место и характер перелома с поразительной точностью.

Все это свидетельствует о том, что непосредственное наблюдение всегда являлось и должно являться впредь ценнейшим методом в медицине. Преуменьшать его значение или даже совсем его отрицать, как это делают некоторые восторженные поклонники «механизации» врачебной работы, нет никаких оснований. Развитию, совершенствованию наблюдательности должно быть отведено достойное место в системе самовоспитания будущего врача.

Наша молодежь, решая посвятить свою жизнь врачебной деятельности, руководствуется в первую очередь благородным чувством гуманизма и идеальным представлением о медицине как специальности, открывающей максимальные возможности оказывать действенную помощь людям.

Такие чувства и представления, как и любые эмоции, в отдельных случаях бывают недостаточно устойчивыми. А врачебная профессия прохладного отношения не терпит. Только тому дает она полное удовлетворение, кто по-настоящему любит ее. Конечно, «выработать любовь к делу, к избранной специальности почти невозможно, как нельзя насильно полюбить человека»^*. Но бережно сохранить первые порывы этого прекрасного чувства, с неудержимой силой привлекающего молодежь в мединституты, развивать, углублять и стабилизировать их можно и должно. В этом одна из существенных задач самовоспитания врача.

^*(С. С. Юдин. Размышления хирурга. М., «Медицина», 1968, с. 65.)

Говоря о любви врача к избранной им специальности, нельзя не отметить, что любовь эта трудная. Не так много на ее пути душистых роз. Много там шипов и остро ранящих терний. К этой мысли нужно себя приучать.

Представителю любой профессии приятно, когда его работа оказывается полезной обществу, встречает одобрение, нравится людям. Токаря радуют прекрасно сработанные им детали, строителя — отлично построенный при его участии дом, скульптора — изваянная им статуя.

Каждый из них с удовлетворением принимает выражения признательности, заслуженные отличия. И при этом обычно не вспоминает о том, что при изготовлении деталей, например, кое-что пошло в брак или что при постройке дома были и вынужденные переделки.

Не то у врача. Общеизвестно, что в наших советских условиях, как нигде, высоко оценивается труд медицинских работников. Конечно, каждого врача глубоко трогают всякого рода проявления высокой оценки его деятельности— благодарности, сердечные приветствия. Но, с удовлетворением принимая все это, мыслящий врач думает не только об успехах в своей работе, но и о том, какой ценой такие успехи достигнуты. И здесь вспоминаются и неудачи, и ошибки, о которых не забудешь, так как они касаются живых людей; и не совсем оправданные решения — а врачу принимать их приходится срочно: ведь промедление нередко бывает «смерти подобно». В свете этих воспоминаний все похвалы кажутся чрезмерными, благодарности неоправданными. И тогда приходит в голову любимое изречение известного харьковского хирурга" профессора В. Ф. Грубе, которое он любил повторять на лекциях: «Не радуйтесь, когда вас хвалят, и не печальтесь, когда ругают, ибо в жизни вас будут незаслуженно хвалить и незаслуженно ругать...»

Казалось бы, такого рода рассуждения должны отбить всякую охоту заниматься медициной. Но нет, на врача по призванию они действуют, как те горькие капли, которые мы прописываем для возбуждения аппетита. Они только усиливают необходимое каждому врачу чувство постоянной неудовлетворенности, заставляют еще настойчивее работать над собой, совершенствовать свое мастерство, быть в постоянном поиске, с удвоенной энергией продолжать борьбу за здоровье людей.

В публикуемых в общей печати материалах нередко проскальзывает тенденция придавать деятельности врача черты своеобразного героизма, сенсационности. Это абсолютно неоправданно. Врачебную работу характеризуют простота, скромность, отсутствие шумихи. Если в ней и есть элементы героизма, то это героизм повседневный, обыденный, полностью лишенный внешних атрибутов. И оценки врачом своих действий в таких условиях бывают отличны от общепринятых, до известной степени субъективны. Ведь нередко самое высокое удовлетворение за все труды, тревоги и волнения, пережитые у постели тяжелобольного, дает врачу одно только сознание,что усилия его не были напрасными. «Разве Вам не приходилось видеть улыбку у тяжелобольного? За эту улыбку можно многое простить, со многим примириться в нашей тяжелой профессии».^*

^* (Из ответной речи на праздновании 40-летия врачебной деятельности выдающегося московского терапевта Ф. А. Гетье, лечившего В. И. Ленина и членов его семьи. (А. Н. Шабанов. 50 лет московской городской клинической больницы имени С. П. Боткина — «Клиническая медицина», 1961, № 4).)

Здесь уместно напомнить эпизод из жизни известного уральского медика Петра Васильевича Рудановского ( 1829—1888).

Этот замечательный врач почти тридцать лет возглавлял медицинскую часть заводов Тагильского округа, принадлежавших знаменитым богачам-промышленникам Демидовым. Владельцы заводов получали в результате жестокой эксплуатации рабочих громадные прибыли. Однако труд служащих, в том числе и врача, оплачивался весьма скудно, так что Петр Васильевич жил очень скромно.

И вот однажды население заводов обратилось к администрации с ходатайством об увеличении жалованья своему любимому доктору. В случае отказа рабочие предлагали, чтобы дополнительное вознаграждение врачу выдавалось за счет вычетов из их заработка.

П. В. Рудановский был глубоко тронут таким вниманием рабочих. Он говорил: «Вот награда, которой я горжусь, это самая лучшая награда в моей жизни».^*

^*(В. Т. Селезнева. Очерки по истории здравоохранения на дореволюционном Урале. Пермь, Кн. изд-во, 1955.)

Заводоуправлением ходатайство, конечно, не было удовлетворено. После смерти П. В. Рудановского семья его осталась без всяких средств к существованию, а вдове даже было отказано в пенсии, что вызвало возмущение передовой общественности того времени и нашло отражение в повременной печати.

П. В. Рудановский был далеко не заурядным деятелем. Прекрасный терапевт, окулист, хирург, он пользовался большой популярностью у народа: больные ехали к нему за помощью не только с Урала, но и из разных мест Сибири. Лечебная работа в нижнетагильском госпитале была поставлена им на высоком уровне. Не ограничиваясь больничной работой, П. В. Рудановский развил широкую санитарно-профилактическую деятельность. Были созданы прекрасный музей, обширная библиотека. По его инициативе во время холерной эпидемии организована временная санитарная комиссия, превратившаяся позже в постоянный санитарный комитет Верхотурского уезда. В 1871 году под его руководством создана трехгодичная фельдшерская школа, просуществовавшая до смерти своего учредителя в 1888 году и подготовившая за это время много квалифицированных медработников среднего звена.

П. В. Рудановский всю свою жизнь проявлял живой интерес к научной работе, за выдающиеся успехи в которой был удостоен степени доктора медицинских наук без защиты диссертации. Им опубликован ряд работ, посвященных вопросам эпидемиологии, травматологии и т. д. Особенно много внимания уделял он изучению-гистологии и анатомии нервной системы. Впервые в мире он предложил методику замораживания гистологических препаратов. Вопросу о строении нервной системы посвящены наиболее значительные научные работы П. В. Рудановского, в том числе изданный им в Париже прекрасный атлас строения нервной системы человека и некоторых высших животных. Уже на смертном ложе он сокрушался, что не успел закончить свои анатомо-гистологические исследования.

Практическое врачевание, особенно в некоторых своих разделах (хирургия, акушерство, неотложная терапия), помимо других качеств, нередко требует от врача еще и особой выдержки, самообладания, если так можно выразиться — профессионального мужества. Именно мужества, а не смелости, о которой иногда говорят в хвалебном тоне: «О, это смелый хирург». Для более ясного понимания особенностей этих двух различных понятий уместно будет привести мнение профессора М. М. Дитерихса:

«Хирург должен быть не смелым, а непугающимся, мужественным — вот то качество, которое гарантирует больному благоприятный выход из опасного положения и позволяет оператору быть достойным представителем большой хирургии, где опасности на каждом шагу, а каждое неудачное движение ножом или недочет в работе инструмента, без спокойного мужества может принести непоправимые беды.

Да, мужество и умение внушить его своим помощникам и сотрудникам составляют заветные и необходимые черты души хирурга. Стоит ему потерять их — и он должен отказаться от оперативной деятельности, ему уже не удастся благополучно проходить по перекинутому над пропастью опасностей канату».^*

^*(M. М. Дитерихс. Душа хирурга (Из записок старого врача). Л., «Практическая медицина», 1925, с. 36—38.)

Что касается врачебной «смелости», т. е. импульсивного проявления чрезмерной активности, далеко не всегда обоснованной и соразмерной знаниям; опыту и техническим возможностям исполнителя, то отношение к ней должно быть только отрицательным. Еще на Первой Всероссийской научной конференции хирургов в 1934 году доктор К В. Волков (Ядрин) по этому поводу говорил: «Не только образовывая хирургов, но и воспитывая их, надо внушать спасительный страх перед операцией, так: как часто встречаются молодые врачи, которым «все нипочем»; должно воспитывать чувство туманности, потому что зачастую бывает стремление «использовать материал».

Врачебное мужество допустимо проявлять только во всеоружии знания. Идти на риск имеет право только тот, кто достаточно подготовлен ко всем могущим встретиться случайностям. Только тогда может быть оправдано и еще одно драгоценное качество врача — решительность.

Интересный пример решительности, проявленный еще в молодые годы известным московским хирургом В. Н. Розановым, описан его учеником профессором; А. Д. Очкиным:

«Владимир Николаевич дежурит в больнице. Возвращаясь с обхода отделения в приемный покой, он видит лежащего на ступеньках приемного покоя человека, синего, задыхающегося от острого сужения гортани. Тут же, на лестнице, простым перочинным ножом он делает без промедления больному трахеотомию и спасает ему жизнь. «Благодарный пациент», по профессии певчий церковного хора, подает на него в мировой суд иск за увечье, лишившее его возможности продолжать свою профессию. В иске, естественно, отказано» 11.

^*(«Советская клиника», 1934, № 5, 6, с. 791.)

Мужество и решительность нужны врачу не только в лечебной деятельности. Они необходимы также и в его научной работе (конечно, с теми оговорками, которые сделаны нами выше). Очень хорошо говорил об этом знаменитый французский физиолог, основоположник учения об анафилаксии Шарль Рише (1850—1935): «Будьте дерзки в своих идеях, будьте смелы в своих гипотезах, но точны в своих наблюдениях и осторожны в своих выводах».

Что можно сказать об оптимизме как о неотъемлемом качестве человека, который стремится быть настоящим советским вpачом?

Практическая деятельность врача тяжела. Ему приходится переживать немало горьких минут, видеть людские страдания, слезы, муки безнадежных больных, которых он не может спасти. И если что поддерживает его в эти минуты, так это вера в великую силу науки, представителем которой он является. Головокружительные достижения медицины, свидетелями которых мы являемся, и широкие возможности их использования в условиях советского строя, неопровержимо подтверждают наше внутреннее убеждение в том, что «наука может и должна в будущем даровать людям счастливое существование...» (И. И. Мечников). Это убеждение и должно служить основой врачебного оптимизма.

Весьма поучительную медицинскую притчу по поводу врачебного оптимизма можно было слышать на лекциях профессора В. Н. Шамова. ...Две лягушки случайно попали в кувшин с молоком. Долго пытались они выбраться на волю, но безуспешно. Одна совсем ослабела, отчаялась в спасении, опустилась на дно кувшина и погибла. Но другая не сдавалась. Усердно работая лапками, она дождалась момента, когда в молоке образовался комок масла; взобравшись на него, лягушка получила точку опоры, выпрыгнула из кувшина и спаслась!

Смысл этой притчи ясен: врачу никогда не следует отчаиваться, он всегда должен надеяться на лучшее и уметь отыскать выход из самого трудного положения.

Деятельность врача — это борьба. Борьба со смертью, людскими страданиями. Борьба за жизнь, здоровье и благополучие человека, творца новой, счастливой жизни. И для того, чтобы борьба эта была успешной, нужно научиться любить эту жизнь во всех ее проявлениях, научиться действенно любить и людей, во имя счастья и благополучия которых трудишься.