05.12.2011

Узники концлагерей в белых халатах

Имя эсэсовского врача Йозефа Менгеле давно стало нарицательным. Имена врачей, которые были узниками концлагерей, известны меньше. К большому сожалению, потому что они были героями. Узники, носившие поверх полосатых роб застиранные халаты, принимали неравный бой с врачами-убийцами.

При минимуме инструментов и отсутствии лекарств они спасали жизни узников.

Бывший узник Аушвица, советский военнопленный Андрей Погожев, вспоминал, что почти все заключенные воспринимали лагерный лазарет как место, где не лечат, а наоборот добивают. Сам Андрей Александрович тоже остерегался блока №21 в центральном лагере, того самого блока, где с 1940 года располагалась больница для узников. Но так вышло, что 31 марта 1942 года он сам попал туда. С проникающим пулевым ранением левой кисти. Когда Погожев, заключенный №1418, после работы присел возле канавы с водой, чтобы помыть грязные руки, в него выстрелил эсэсман, дежуривший неподалеку. Выстрелил просто так.

Первыми людьми, которых раненый Погожев встретил в 21-м больничном блоке, были врачи-узники. Погожев писал, что "это были не врачи, а друзья". Андрею Александровичу запомнился пожилой врач, с хмурым продолговатым лицом. Этим врачом оказался известный на всю Польшу терапевт и хирург, доктор медицины Вильгельм Тюршмидт. Коллеги-поляки говорили о Тюршмидте с гордостью: "Несмотря на немецкое имя, он поляк телом и душой". Доктор Тюршмидт, потомок силезских немцев, был уроженцем города Тарнов.

В условиях концлагерного барака, с минимумом инструментов и лекарств, доктор Тюршмидт и его коллега, Александр Гурецкий, сделали сложнейшую операцию и спасли руку Погожева. А также и жизнь.

Андрей Александрович передал разговор этих двух врачей, который произошел сразу после операции. Врачи-поляки говорили на польском. Погожев, который находился в Аушвице около года, уже понимал польскую речь. Гурецкий, ассистировавший Тюршмидту во время операции на руке Погожева, был поражен врачебным искусством своего коллеги: "Для спасения жизни больного нужно было просто ампутировать руку, а ведь Вы этого не сделали". На что Тюршмидт ответил: "Это, конечно, риск. Но нужно спасти руку. Без нее он сразу погибнет в лагере. Примем все меры, чтобы предотвратить заражение" (Андрей Погожев, Павел Стенькин. "Побег из Освенцима", Москва, 2005).

Больницы для узников были практически без лекарств. Вместо бинтов использовались тонкие бумажные ленты, а шприцы не менялись. Поэтому в больничных блоках существовала неофициальная должность "организатора", человека, который мог любым путем достать дефицитные лекарства, инструменты, перевязочный материал. Если такой "организатор" попадался в руки эсэсовцам, то политический отдел лагеря нещадно расправлялся и с больничным поставщиком, и с врачами. Тюршмидт и его коллеги, прекрасно зная об этом, продолжали идти на риск, в очередной раз отправляя "организатора" в экспедицию за медикаментами.

Несмотря на видимое спокойствие, лагерная больница была и оставалась частью лагеря уничтожения. Особое беспокойство врачам и пациентам доставляли регулярные селекции, которые проводились уже другими врачами, в форме СС. По мере возможности, персонал "кранкенбаума" старался уберечь своих подопечных от смертного приговора, но силы были чересчур неравны. После обхода "кранкенбаума" главным лагерным врачом, отобранные им узники заранее начинали собираться в последний путь. Путь заканчивался в крематорской трубе концлагеря.

Погожеву запомнился еще один эсэсовский врач, "который решил переквалифицироваться из глазника в хирурга": "Окулист приходил с чисто немецкой точностью в одни и те же часы и дни недели, приходил в освобожденную к его приходу операционную и по карточкам выбирал больного для своей практики. Под общим или местным наркозом он резал что хотел и как хотел. В зависимости от сложности операции, на стол к нему попадали два-три узника. Многие из них вместо скорого выздоровления или умирали, или превращались в калек, которые при очередной селекции уносились из зала с номером на груди". После того, как этот "доктор смерть" уходил, Тюршмидт клал его жертву обратно на операционный стол, чтобы если не спасти, то хотя бы облегчить страдания несчастного.

Осенью 1942 года Погожев принял участие в первом массовом побеге из лагеря. Снова попал в плен, снова бежал… Бывший узник лагеря смерти дожил до Дня Победы. Он был одним из свидетелей обвинения на Франкфуртском "процессе Аушвица" в 1964 году.

Жизнь его спасителя, доктора Тюршмидта, трагически оборвалась в мае 1942 года. Прямо из операционной он был уведен в спецтюрьму Аушвица, блок №11, а спустя день расстрелян.

Есть версия, что лагерные гестаповцы узнали о связях кранкенбаума с местным Сопротивлением. Как ни странно, но это было так. "Кранкенбаум" служил негласным штабом лагерного Сопротивления, а врачи были одними из самых деятельных активистов. Человек, давший клятву до конца жизни спасать людей, не может разделять идеологию нацистов.

Погожев сказал о своем спасителе так: "Замечательный человек, искусный хирург, в тяжелейших условиях лагеря избавивший сотни заключенных от физических страданий и мучительной смерти. Своим словом, советом, ободряющей улыбкой он поддерживал мужество и веру больных в будущее. Светлая память о нем будет жить в сердцах всех, кто знал его, Вильгельма Тюршмидта, поляка, узника №11461".

В Саласпилсе, "прибалтийском Аушвице", также было предусмотрено лечение узников, в том числе, больных детей. Лечили больных врачи-узники под руководством докторов из медицинской службы СС. Таким образом, лагерная администрация выполняла все условия Женевской конвенции о военнопленных. Это подтверждает учебное пособие "История Латвии", предисловие к которому написал тогдашний президент страны Вайра Вике-Фрайберга. Но на самом деле больничные бараки Саласпилса, как и сам лагерь, работали только на уничтожение.

Бывшая узница лагеря Акилина Лелис вспоминает, как доктора СС "лечили" больных детей:

"В детских бараках распространялись корь и дизентерия. Мы просили немецкого врача осмотреть детей, дать лекарства. Но он равнодушно махнул рукой: "Одним больше или меньше" ("Быль о Саласпилсе. Воспоминания бывших узников". Рига, 2006).

Позже лагерные врачи, Какис и Майзнер, обратили внимание на массовую смертность детей. Из Риги в Саласпилс прибыли медикаменты. Малолетних узников буквально нашпиговывали этими препаратами. Вдобавок, врач СС приказал делать детям клизму из их собственной мочи. После такого "лечения" смертность только возросла. Санитарки из детского блока обратились к тем узникам, которые до войны работали врачами.

К сожалению, история сохранила только их фамилии, Бдилс и Олейников. Врачи-узники сразу поняли, что нацисты хотят поскорее избавиться от детей как от лишнего балласта и приказали санитаркам саботировать эсэсовские рекомендации. Женщины пошли на это, прекрасно зная, что их может ждать. То же самое они делали, когда в бараке №12 эсэсовцы открыли детскую больницу.

Что за больницу устроили нацисты для больных детей? Медсестра Думпе, латышка, работавшая в 12-м блоке, рассказала, что "больные дети спали по двое, по трое в одной кроватке. Все они получали лекарство от дизен­терии, хотя у многих поноса не было. Положение больных с каждым днем становилось все хуже и хуже". Думпе прекратила давать детям нацистские лекарства, а также ставить детям клизмы из мочи, как этого требовал доктор СС Какис. Реакция эсэсовских извергов была незамедлительной: видя, что дети умирают не так быстро, как нужно, медсестер и санитарок стали контролировать. Но женщины продолжали упрямо игнорировать распоряжения докторов из СС: "Нас эсэсовцы прямо спрашивали: "Почему дети так мало умирают?" Мы в недоумении молчали. А эсэсовский врач издевался: "Лучше здесь протянуть ноги, чем висеть на столбе вверх ногами".

Врач-эсэсовец имел в виду следующее: каждое утро на одной из виселиц лагеря подвешивали за ноги ребенка. Несчастный умирал в мучениях. Это зрелище было видно всем узникам "прибалтийского Аушвица".

Стоит рассказать и о докторе Бдилсе, враче-узнике, отдавшем за спасение людей свою жизнь. О нем рассказал после войны Петерис Вигантс, бывший узник, работавший в больнице Саласпилса санитаром.

Немцы не жертвовали на больницу ни пфеннига. В ней не было ни бинтов, ни лекарств, ни инструментов. На какое-то время больницу выручили лекарства, пожертвованные аптекарями из чешских и австрийских эшелонов. Но эсэсовцы, проводя очередной обход, обнаружили это сокровище и конфисковали со словами "Нашим солдатам на фронте это нужнее, чем вам, грязным свиньям". Доктор Бдилс хотел покончить с собой, но санитар Вигантс сказал ему: "Больные зовут вас, доктор".

Бдилсу ничего не оставалось делать, как направиться к больным. Он старался лечить добрыми словами, надеждами на будущее. Вот, что он говорил молодой, но уже совсем седой больной женщине-латышке, матери троих детей, брошенной в лагерь смерти за помощь военнопленным: "Что, у вас трое сыновей? И ещё такие маленькие! Тогда надо скорее выздоравливать, встать на ноги и ехать домой. Да, домой. Скоро все поедем. Наши уже совсем близко… Вот обрадуются мальчики, когда снова будете вместе…" После этих слов несчастной узнице казалось, что "боль в груди уже не так сильна, как вначале. И дышать не так тяжело". Тем узникам, которым перебило ноги на каменоломнях, врач говорил: "Никаких костылей. Да и на этих ногах вы отсюда не пойдете. Вы побежите на них как стайеры!" Так доктор Бдилс и лечил: добрыми словами, сердечными ободряющими словами. Но он знал, что одно и то же лекарство на всех не годится.

После изъятия лекарств у доктора Бдилса осталось еще одно средство: музыка. Какое-то время в Саласпилсе содержался молодой скрипач из Австрии. Перед тем, как его увели на казнь, он подарил свою скрипку доктору Бдилсу, который сам был хорошим музыкантом.

Бдилс играл на этой скрипке своим пациентам. По словам Вигантса, при звуках музыки у пациентов "утихала боль, забывался голод, дыхание становилось ровнее". Скрипка как будто призывала: "Держись, надо бороться".

Но все внезапно кончилось. В комендатуру сообщили, что заключенный Бдилс играет в больнице "коммунистические песни". В больничный барак ворвался ротенфюрер СС Теккемейер, эсэсовец из окружения коменданта. Увидев в руках Бдилса скрипку, Текемейер вырвал ее из рук врача и разбил о печку. "Песенки коммунистов ты помнишь, а что-то поважнее забыл, — прошипел ротенфюрер. — Ты забыл, что посреди лагеря стоит виселица". Через несколько дней доктора Бдилса увезли в Рижскую центральную тюрьму, а оттуда — в Бикеиерникский лес, место массовых расстрелов.

Историю с доктором Бдилсом в нынешней Латвии мало кто помнит. Впрочем, там стараются лишний раз не говорить и о Саласпилсе. В стране, где руководство чествует эсэсовцев, говорить о лагерях уничтожения — откровенный моветон. Дело не в этом. Доктора, подобные Бдилсу и Тюршмидту, стоят того, чтобы о них помнили и снимали фильмы. Именно так сделали американцы, которых ужасы лагерей смерти почти не коснулись.

В 2003 году режиссер Джозеф Сарджент экранизировал жизнь доктора Гизеллы Перл, венгерского гинеколога, ставшего узницей Ашувица. Доктор Перл, спасая жизни женщин-узниц, вела долгий неравный бой с самим Йозефом Менгеле. Схватку выиграл узник в белом халате.

Артур Приймак

Источники:

1. ПРАВДА.Ру