Предисловие

Несмотря на то, что русскую литературу нельзя считать бедной в области психотерапии, перевод книги Джонса (Jones), председателя Международного Психоаналитического Общества, «Терапия неврозов (Therapie der Neurosen)», является вполне законным и своевременным. Напечатанная в 1921 году на немецком языке и принадлежащая автору, хорошо осведомленному в различных течениях психотерапии, книга Джонса дает возможность читателю ориентироваться в отношениях психоанализа к другим методам психотерапии и может служить прекрасным путеводителем в этой чрезвычайно важной области.

Работ по психотерапии и в старой и в новой литературе не мало, их особенно много в области гипнотерапии, области метода, получившего наибольшее признание у лечащих и у лечащихся. Загадочность, таинственность явлений гипнотизма создают ему поклонников в среде людей, склонных к мистическому, и противников - среди тех, кто не может примириться с иррациональностью в этой области, но ни первые, ни вторые, ни слепые адепты, ни ярые противники, не помогают нам лучше понять и осознать механизм действия гипноза. Научное исследование может начаться только тогда, когда руководящую роль в познании будут играть не аффекты, не «исполнение желания» тех, кто изучает вопрос, а тщательное методическое, кропотливое исследование фактов психической деятельности. Если лечащийся, переживая в той или иной степени «трепет» перед авторитетом известного гипнотизера и ожидая от него чудес, является наиболее благодарным объектом для внушения, то врат, применяющий психотерапию, сознательно и научно, должен быть свободен от таких воззрений, от веры в сверхестественный и необъяснимый источник таких свойств своей души. Это перенесение вопроса о сущности воздействия на людей путем психического влияния на личность самого психотерапевта мешало до сих пор подойти вплотную к разрешению вопроса о сущности механизма влияния психики одного человека на психику другого. И так как, как мы это теперь хорошо знаем, весь процесс основывается на психике того, на которого воздействуют (лучше сказать, того, который испытывает и чувствует влияние) то понятным делается, что. несмотря на целый ряд исследовании вопроса о сущности внушения, вопрос этот остается темным, неясным. И только психоанализ указывает нам путь к пониманию процессов, лежащих в основе гипнотических явлений.

При таком подходе, когда центр тяжести переносится на самого врача гипнотизера (что. конечно, чрезвычайно льстит его самолюбию), его роль нередко берет на себя и, надо прибавить, с тем лее успехом и какой нибудь шарлатан, мистически настроенный благотворитель, иногда просто колдун: они отвечают потребности людей верить в таинственные методы лечения. Некогда один опытный клиницист по кожным болезням прочел занимательную лекцию о том, какого лечения ждет от врача суеверный и непросвещенный больной. Если прописываешь мазь, то она должна быть какого либо невероятно противного запаха и цвета, чтобы ее никак нельзя было йотом соскоблить и смыть, если внутреннее лекарство, то оно должно быть такого отвратительного вкуса; чтобы глаза вылезали па лоб. Чем больше предосторожностей приходится принимать при приеме лекарства, тем оно действительнее, так как во всех этих случаях действует не лекарство, оно является только проводником (vehiculum) того внушения, которое осуществляет врач над своим пациентом. Врач должен считаться с таким эффектом прописываемых им лекарств, но он обязан не поддерживать суеверия больных, а стараться, поняв больного, обратить его внушаемость на его же пользу, дав ему возможность сознательно отнестись и к течению и к болезни.

Врач, отрицающий значение внушения в лечении электричеством, водою, иными лекарствами и режимом, перестает понимать, почему в одном случае его лечение помогло, а в другом нет. И тогда он готов обвинить во всем «нервность» больного, «нервы» больного мешают понять его состояние. Но то, что мы привыкли совершенно неправильно называть «нервами», по существу своему есть «психика» больного, с которой прежде всего и следовало бы считаться. Однако, врачи только в редких случаях, и скорее интуитивно, считаются и принимают во внимание «нервы-психику» больного, а в наших университетских курсах мл пока, к сожалению, не имеем кафедры психоанализа, которая помогла бы нам хоть сколько нибудь разобраться в психических проявлениях больных.

Такого же рода, однако, обставленное более научно, лечение, опирающееся на невежество больного, практикуется целым Направлением в психотерапии, где больному прописывается только для видимости что то, что в крайнем случае безразлично (nt aliquid fieri videatur); сюда же в огромном большинстве случаен следует отнести всю эту внешне импозантную терапию сложнейшими механическими приемами (механотерапию). Такая терапия не проясняет сознания больного, а пользуется его темнотой. Так, один гинеколог для импозантности держал в своем кабинете «воздушный насос», приводивший в трепет пациентов.

Этот пробел восполняет психоанализ, который имеет то преимущество перед другими методами психотерапии, что он позволяет нам глубже вникнуть в психологию болезни, в ее механизм. С точки зрения достижений психоанализа и написана книга Джонса, дающая в кратких чертах все существенное в смысле терапии неврозов. Неврозы, как понимает их психоанализ, характеризуются прежде всего тем, что они делают человека в той или иной степени асоциальным; неврозы - болезни, связанные с определенными культурными ограничениями, которым подвергается отдельная личность, испытывающая чувство своей «несостоятельности»; относительно давно пережитых культурных запрещений, уже потерявших в настоящее время значение, больной вновь переживает чувство связанности, совершенно чуждое сознанию и миросозерцанию общества, в котором живот заболевший. Лечение должно прежде всего сделать больного социальным, общественно ценным. Невроз - социальная болезнь. В болезни невротиков, кроме моментов предрасполагающих и «случайных переживаний», громадное значение играют переживания детства до возраста 4-5 лет, как выяснил Фрейд (Freud). Анализ каждого случая невроза приводит нас к этим детским переживаниям, и в том случае, если больному удается, наконец, связать свои детские переживания с тем, что его беспокоит в настоящее время в болезни, если «смысл» симптомов раскрыт, если то, что его пугало и мешало быть здоровым, стало для него ясным и понятным, отнесенным к другому периоду его жизни, когда его умственные способности были слабее развиты, когда он, как представитель, как бы другой, более низкой культуры, иначе воспринимал мир, - когда все ото ему самому станет понятным на собственном опыте, и не будет вызывать у него сомнений, когда он убедится, каковы те настоящие причины, которые привели его к болезненному состоянию, только тогда можно считать анализ законченным. В то же время у больного в результате такой работы является совершенно иное, сознательное отношение к своей болезни, появляется понимание того, что с ним было и почему это было. Через процесс довоспитания, познания и овладения достигнутыми знаниями, через активность, а не пассивное подчинение гипнотизеру или авторитарному воздействию, больной освобождается от юго, что имело смысл, имело значение в его жизни, только благодаря непониманию находящихся и действующих из бессознательного механизмов; он был во власти таких сил, к которым у него в сознании не было путей.

Поскольку психоанализ обращается к механизму неврозов, поскольку его теоретические построения диктуются изучением психологической их структуры, постольку врача психоаналитика не может удовлетворить эта сбивчивая классификация, в которой безнадежно перепутаны понятия неврастении, церебральной неврастении, психастении, фобий и много др. Для того чтобы, пользуясь психоанализом, приступить к лечению, необходимо отличать целый ряд заболеваний, уметь ставить правильный диагноз, уметь распознавать болезнь. Какая невероятная путаница царит в этой области, как нередки случаи, когда врач, неразбирающийся в психике больного и в психологической структуре заболевания, объявляет больного неизлечимым в виду, например, циркулярного психоза или эпилепсии. Между тем ближайшее исследование показывает, что мы имеем дело с вполне излечимыми неврозами, которые сплошь и рядом десятки лет лечатся симптоматически. Под угрозой повторения болезни больные должны воздерживаться от какой бы то ни было деятельности, уподобляясь инвалидам, вместо того, чтобы подвергнуться лечению коренному, которое может освободить их от симптомов, имеющих только внешнее сходство с падучей или циркулярным психозом.

В других случаях большое пристрастие и вкус врача к мозговым локализациям и к анатомическим центральным поражениям при полном игнорировании психики больного приводит и опытного врача к применению такой терапии (например, лечение ртутью), которая, как ни странно, несмотря на полный свой неуспех и недействительность, пользуется доверием больных. Больному нередко гораздо легче принять и допустить, что причиной его болезни является какое нибудь, хотя бы и не доказуемое анатомическое изменение, чем прийти к сознанию, что причина болезни - в его психике, что вина за болезнь принадлежит его малодушию. Сколько таких больных с ложной глухотой, с ложным уретритом, простатизмом, неврозами сердца, астмами, которых только разбирающиеся в психике больных врачи направляют по настоящему пути, а большинство лечит, и безуспешно, светом, водой, электричеством, водами, гомеопатией и аллопатией, ветерком, синим светом, убеждением и т. и вместе того, чтобы подвергнуть их радикальному лечению, к которому врачи, воспитанные па прежних традициях, относятся с явным предубеждением и недоверием. Но та,кова судьба всякого нового шага в науке, что он вызывает протест тех, кто застыл в старых формах и не в силах уже сдвинуться с прежних позиций.

Не следует однако думать, что врачи, скептически относящиеся к психоанализу и, может быть, к психотерапии, в исключительных случаях не пользуются такими средствами, которые больше относятся к магии н суевериям, чем к научным методам лечения. В двух больших учреждениях для нервно и душевно больных применяется наряду с рыбьим жиром, мышьяком и нейтральными ваннами еще бром, у одной моей больной после ветерка и синего света от тикозных движений применили красный гарус и металлотерапию (месмеризм!).

Однако, опыт молодой науки растет, и того врача, который познакомился с тем, что дает для познания больного и для его излечения психоанализ, уже не удовлетворит поверхностный анализ и анамнез, собираемые у больного и ничуть не приближающие к пониманию сущности психического механизма болезни. Метафизические построения анатомов при всем их остроумии не могут заменить реальной действительности механизмов, наблюдаемых в психике больного.

Но, может быть, еще более пагубно действует недостаточно внимательное и, я бы сказал даже, широко практикуемое помещение всех так называемых «неврастеников» в санатории, в дома отдыха и т. п. При поверхностном, зачастую, отношении и непонимании сущности того, что представляет собою психика больного, нередко замечается, что после такого «отдыха» больной и без того замкнутый в себе, прислушивающийся к своим настроениям и переживаниям, если и делается на короткое время способным кое-как вести свою работу, то очень скоро вновь впадает в прежнее состояние, и работа делается ему снова не под силу.

Я говорю, понятно, о таких случаях, где не требуется никаких санаторий, никаких путешествий на воды, на курорты, где такой совет подается врачем, изверившимся в лечении и старающимся избавиться от своего больного, которого он не понимает.

Психоанализ должен значительно сузить круг людей, которым нужен такой санаторный отдых. Что касается многих невротиков, то им прежде всего нужен не отдых, а лечение, а пока что у нас еще нет таких санаторий, которые, пользуясь новыми методами лечения, могли бы прийти на помощь больным. За время моей более 20-летней врачебной работы в клиниках, институтах и госпиталях я мог убедиться в том, что невротик больше всего, если, конечно, он не истощен и у него нет какой либо органической иди истощающей его болезни, нуждается в работе, в возможности систематически работать - и потому задача врача при лечении как можно больше настаивать на продолжении службы, занятий, работы. Тогда обнаруживается причина болезни в обычных условиях, при которых он заболел. Через работу, через деятельность, при правильном лечении невротик скорее приходит к возможному для него хорошему состоянию, чем при хотя бы и многомесячном томлении в санатории. Вот почему при отборе в санаторию таких лиц, которым хотелось бы принести больше всего пользы и у которых нет достаточно показаний со стороны соматической или органической, необходимо было бы считаться с психоанализом и не расчитывать, что один только режим и отдых могут восстановить то, что нарушено в силу совершенно иных, не связанных с ними психических механизмов.

Вопрос о лечении психоневротиков - вопрос их социальной реабилитации и так как излечимыми психоневрозами в громадном большинстве случаев заболевают наиболее ценные в общественном смысле элементы, то лечение их не только вопрос медицинской санитарии, но и общественной важности.

Древний персидский врач Дарий Артабан говорил, что задача врача не столько лечить, сколько предупреждать, болезни; но, кажется, ни в какой другой области не сделано в этом направлении так мало (особенно по сравнению с соответствующими достижениями бактериологии), как в области профилактики заболевания неврозами.

Психоанализ и тут мог бы сказать свое веское, почерпнутое из опыта, слово и побудить к дальнейшему исследованию вопросов о происхождении неврозов и о том, каким образом следовало бы реформировать воспитание, с целью создания условий для развития свободной от невроза, ценной в социальном смысле личности. Психоанализу, который из всех психологических направлений ближе всего стоит к биологии, есть что сказать и есть на что указать в области психической социальной гигиены, в области борьбы с предрассудками, суевериями у врачей и с теми невротическими явлениями, значение которых до сих пор недостаточно оценивалось и не принималось во внимание ни врачем, ни педагогом.

Проф. Ив. Ермаков.